Семья Рутенберг. Семейная хроника

менилось. На бывшем поле для гольфа стояли два больших

корпуса. Завод вырос примерно втрое. Давид с гордостью пока-

зывал им новое, современное оборудование, умные, высокоточ-

ные станки. Впрочем, рабочих в цехах было немного.

— Больше половины я уволил, оставил только квалифи-

цированных мастеров, — сказал он. — Пора перестраиваться.

Старые истребители никому не нужны. Но мы уже начали

работу над новым реактивным двигателем. Поршневая авиа-

ция отжила свой век. Однако следует отчитаться.

Отчёт уже подготовили. За годы войны у вице-директора

накопилась зарплата. И кроме того, на свои 23 процента акций

Яков получил очень внушительную сумму.

— Тут хватит на покупку двух трикотажных фабрик! —

с восторгом заметил Абраша.

В первый же вечер Яков спросил друга, куда бы лучше при-

строить сына:

— Он ведь, в сущности, нигде не учился. Самоучка. Что ты

посоветуешь?

Дэвид улыбнулся:

— Дай Бог каждому такого сына! А чем ты хочешь зани-

маться, Абрам?

— Стараюсь помогать отцу. Мне нравится.

— Тогда прямой резон тебе поступать в LSE — Лондонскую

школу экономики.

С неделю они прожили в доме Дэвида. Абраша успел подру-

житься с младшими Ровенскими. Грег, старший, кончал поли-

техникум, и уже помогал отцу в разработке реактивного двига-

теля. Дэвид, младший, учился в Оксфорде и собирался пойти

по дипломатической линии.

— Если попадёшь в Анкару, смогу помочь, — улыбнулся

Яша. — В министерстве иностранных дел у меня друзья. Так

428

1945 – 1954 годы

что осваивай турецкий.

Съездили на скачки. Сесиль любила лошадей, и Дэвид как-

то подарил жене породистого жеребца. Теперь у неё было уже

четыре лошади и своя ложа в Дерби.

Больше всего его беспокоило отсутствие писем от родных.

После известия о смерти отца Дэвид ничего не имел из Ленин-

града, хотя и писал туда несколько раз.

Тут Яша смог его обрадовать. Лев Израилевич недавно пе-

реслал ему письмо Блюмы.

И Маня, и её дочери выжили в блокаду. Правда, Маня много

болела. Цел и Абрам. Сейчас его, должно быть, уже демобили-

зовали, и, надо надеяться, он дома.

Циля, Феликс

Циля (1906) — дети: Феликс (1927), Роза (1933), Гриша (1938)

Циля с семьёй вернулась в Москву осенью 1944-го. Удалось

договориться на станции, им выделили теплушку. Ехали пять

суток, зато припасов привезли на полгода!

Квартира на Козловском уцелела. Правда, одну комнату

заняли. Пришлось разместиться в одной. Побелили потолки,

подклеили отставшие обои. Жить можно.

Арон Яковлевич поехал в Ельню — посмотреть, что оста-

лось. Дом сгорел. Из родных и друзей — никого. Как тут жить?

Вернулся к дочке.

Её взяли опять на Электропровод заместителем главного

бухгалтера, с правом подписи. Большая шишка! До войны она

только мечтала об этом. Но на зарплату всё равно ничего не ку-

пишь. Зато оформили рабочую карточку: 800 граммов хлеба

в день.

Дед походил по округе и устроился сторожем в рыбном

магазине. Платили там мало, но рабочая карточка, да и дирек-

тор время от времени подбрасывал сотрудникам по селёдке —

важная добавка к пайку.

Яша

429

Когда кончились запасы, стало голодно. Старались сэконо-

мить за неделю буханку хлеба. Её продавали на рынке и поку-

пали картошку.

Жили надеждой — до Победы уже недолго! Но в апреле

1945-го пришла похоронка. Горе оглушило:

— Вэйз мир! Всю войну прошел Гриша, и перед самой

Победой!

Циля проревела четыре дня. Но жить-то надо. Поднимать

детей.

Летом она отправила Розу с Гришей в Коптево, к Радомским.

Самый край Москвы, почти дача. Покровско-Глебовский парк

рядом, да и до Химкинского водохранилища дойти недалеко.

Старшие девочки там давно замужем, одна комната свободна.

Детей приняли охотно.

Роза в свои двенадцать вытянулась, повзрослела. Гриша

слушался её беспрекословно. Она особенно радовалась: близко

к Маше. Любимую двоюродную сестричку она видела только

по праздникам. А тут — четыре остановки на трамвае! Прав-

да, через месяц Машу с Аней отправили в Вороново, в хоро-

ший пионерлагерь.

Но всё равно, здесь было привольно!

У соседа Борьки жила большая старая овчарка Найда. Уди-

вительно умная псина! Как-то они гуляли вместе, и Васька,

Борин приятель, принялся с ним бороться. Найде это не по-

нравилось, Она хорошо знала Васю, но всё равно:

— Не смей трогать хозяина!

Собака грозно зарычала. Васька не услышал. Найда цап-

нула его за ногу, не до крови, но чувствительно:

— Отойди!

Гриша восхитился:

— Умница! Как защищает хозяина!

На Химкинском водохранилище Роза научилась плавать.

Осенью Арон Яковлевич захромал. Купил себе палочку,

но ходил всё равно с трудом. Приехала Рейзел, мигом устроила

отца в Боткинскую, на обследование. Остеохондроз! Прописа-

ли таблетки, но при выписке профессор сказал:

430

1945 – 1954 годы

— От старости не лечим.

Дочери уговорили отца уйти на пенсию.

— О деньгах не думай! — сказала Рейзел. — Мы тебя обес-

печим.

Теперь каждый месяц Циля получала от Розы и Абрама

переводы. Исачок завозил деньги сам, подолгу сидел с отцом,

играл в шахматы.

Старый Арон очень не хотел уходить на пенсию. Пришлось