Семья Рутенберг. Семейная хроника

винные басенки. Пока верят. Но вчера они три часа терзали

меня: спрашивали о Вас, о вашей связи с сыном, с тем, который

в Израиле, Я отговорился, дескать ничего об этом не знаю.

Но поберегитесь.

Домой Роза шла как в бреду. Шпионаж могли пришить

каждому, на пустом месте. А тут — явная связь с Израилем!

И как они узнали? Ведь мы были так аккуратны.

Вдруг Рейзел как стукнуло: «Эти гады могут арестовать и

Надю! Что делать?» Её затрясло. Дома вызвала Настю на кухню,

прикрыла дверь, рассказала всё.

— Может, сбежать? Но куда?

— Поздно, Роза Ароновна. Гляньте в окно. Вон, мужик с га-

зетой подле аптеки. Он третий день возле нашего дома ошива-

ется. Я побоялась вам сказать раньше, думала, может, ошиб-

лась, может к кому другому. Чего вас зря тревожить.

Ох, как ей стало страшно! Холодный пот выступил на спине.

Роза с трудом заставила себя успокоиться. Нельзя терять время!

Надо дело делать!

— Завтра же отошлём Надю в Москву, к Исаку.

— Верно. А билет лучше взять до Ленинграда. Пускай ищут!

— Но как нам быть с Анечкой?

Яша

483

— За неё не тревожьтесь. Ане всего десять. Ежели вас арес-

туют, я увезу её к отцу или к Абраму Аронычу.

Настя вскочила:

— Даже и не думайте! Да я сдохну, а не отдам нашу девочку

в ихний поганый детдом!

— Придут с обыском. А у меня письма и фотографии Тео-

дора! То-то обрадуются: первый муж — троцкист, второй

ссыльный, третий — тоже в ссылке! Да и запрещённых книг

у нас хватает.

Они обыскали весь дом. Ни одного тёмного уголка не про-

пустили. Набралась целая куча потенциальных улик.

Надя резала ножницами письма и фотографии на мел-

кие кусочки, а потом спускала в унитаз. Запрещённые книги:

Бабеля, Пильняка, толстые тома стенограмм съездов партии

с докладами «врагов народа» рвали и жгли на кухне в медном

тазике для варенья, приоткрыв окно. Благо, ночью дым не ви-

ден.

Утром Настя проводила Надю на вокзал. Пошли с большой

хозяйственной сумкой, будто на рынок. Знакомый носильщик

побежал за билетом.

Надя спросила тихонько:

— Как ты думаешь, когда придут за мамой?

— Не переживай раньше времени, — утешила её старая ня-

нька. — Розе Ароновне не впервой. В двадцать девятом, когда

её взяли в ОГПУ, я не чаяла живой увидеть! Поставила в цер-

кви две толстых свечи: Пречистой Владычице и Николе угод-

нику, да и молилась долго со слезами. Так ведь помогло! Вече-

ром выпустили её. Мы и сбежали. Может, и теперь пронесёт

беду. Я провожу тебя, да и пойду в церкву молить Николу Угод-

ника. Он за невинно осуждённых — первый заступник.

Надя глядела не неё с жадной надеждой: а вдруг чудо?

Носильщик принёс билет в спальный вагон на курьерский

Хабаровск — Москва.

— Бегите на третий путь. Скоро будет. А других билетов

не было.

В купе Надя увидела спящего старика в грязной ковбойке.

484

1945 – 1954 годы

Рядом стоял на полу измазанный глиной рюкзак. Она обра-

довалась: геолог! И старый. Не будет заигрывать.

Ехать двое суток в купе с молодым мужчиной Надя боялась.

Розе осталось — ждать ареста. За эти дни она написала

письма всем родным: «Видно, предстоит мне дальняя дорога

и казённый дом, как когда-то Абраму».

Павел Григорьевич рассказал, что МГБ в области нынче

командует Семёнов. Тот самый, к которому они в 1948-м иска-

ли подходы, пытаясь спасти Романа. Землю роет, ищет заго-

вор пострашнее, мечтает отличиться.

Она оставила старому другу адреса родных, чтобы изве-

стил, если что.

На шестой день ночью в дверь застучали. Роза даже почув-

ствовала облегчение. Пришли.

Камера-одиночка. Рома когда-то рассказывал ей о здешних

порядках. Так что Рейзел была готова. Несколько дней её не тро-

гали, выдерживали. И она часами вышагивала по маленькой

камере. Думала: как себя держать? Врать надо поменьше —

запутаешься. А дойдёт до плохого — молчать. Ничего не под-

писывать.

Роман продержался на конвеере целую неделю. Не подпи-

сал ничего. Зато и получил от ОСО всего восемь лет. А те, кто

признавались — пятнадцать или вышку. Крохотный, но шанс.

А если будут бить? Хватит ли сил?

Роза вдруг рассердилась на себя: «Хватит трусить! Тебя

могли забить насмерть ещё в двадцать девятом, вместе с Теодо-

ром, — подумала она. — А ведь так повезло! Сбежала, вырас-

тила трёх детей, до внука дожила! Додика им теперь не достать.

Надю и Анечку, даст Бог, укроют. А о себе что уж думать. За-

бьют, так забьют. Не подпишу!».

Первый допрос. Следователь предложил сесть. Говорил

вежливо, тихим голосом: — Вы ведь советский человек.

Яша

485

И о Давиде не спрашивал.

«Письмо Додика держит, как козырной туз в рукаве», —

подумала Роза.

Долго расспрашивал о больнице, о сослуживцах.

Роза слушала вопросы внимательно и скоро заметила, что

его особо интересуют только врачи-евреи: Ефим Григорьевич,

Марк Моисеевич, Фрида Самойловна.

«К чему бы это? — подумала она. И вдруг догадалась: — Они

готовят дело врачей-вредителей! Нет уж. Я вам не помощница!».

— На вопросы о своих коллегах я больше отвечать не буду.

Ох, как взвился «вежливый» следователь! Трахнул кулаком

по столу, аж чернильница подпрыгнула.