Семья Рутенберг. Семейная хроника

рожать дочку.

252

1925 – 1941 годы

* * *

Бывает в жизни чёрная полоса. Утром Цилю вызвал

главбух и поручил подготовить ведомость по зарплате. Сче-

товод заболела. Пришлось разбираться с азов. С окладами

ИТР (Инженерно-технические работники) она справилась доволь-

но быстро, но на путаной системе надбавок и коэфициентов

для рабочих, застряла. Достала справочник, а там так сложно,

жуть!

После обеда из парткома пришла секретарша и велела

всем срочно идти в клуб: очередное собрание о повышении

бдительности. После назначения Ежова о бдительности

говорили постоянно. Битый час их продержали в душном

зале.

Циля не слушала, думала о своём: за квартал обещали

премию. Если дадут, а Гриша принесёт не меньше, чем в про-

шлом месяце, да ещё и занять немного, можно будет купить

зеркальный шкаф. Она его уже два месяца назад присмотрела.

Надоел беспорядок в комнате, вещи некуда разложить и разве-

сить.

Не забыть напомнить Грише: в выходной у Леночки Радом-

ской день рождения, надо поехать. Циля и подарок ей приго-

товила: сережки из черненого серебра, устюжской работы. Кра-

сивая вещь, и совсем недорого.

Наконец, все стали хлопать. Кончили. Но из заводоуправ-

ления она выбралась почти в шесть. В детском садике Розочка

сидела в своей группе совсем одна и горько рыдала.

Наскоро утешив дочку, побежала домой. Гриша, конечно,

уже ушёл. Правда, картошку начистил и купил отличную

селёдку. В тридцать пятом отменили карточки, стало полег-

че. Фели дома не было, прибежал со двора мокрый насквозь.

Под проливным дождём мальчишки играли в «Стаханова».

Циля газет не читала, и тарелку репродуктора включала,

только если передавали музыку. Но о Стаханове и стахановцах

кричали на всех углах, спасу не было.

Накормив детей, она поставила сына под лампой и загля-

нула в горло. Так и есть! Белый налёт, очередная ангина начи-

Ельня, 1925 год

253

нается! Заставила Фелю прополоскать горло, дала таблетку

красного стрептоцида.

— Опять писать красным, — огорчился мальчик.

Наконец, посуда вымыта, в доме прибрано. Можно поспать

до прихода мужа. Какое это счастье — проснуться часов в пять,

почувствовав Гришу рядом, согреть его.

Проснулась она, когда на часах было всего пол третьего.

Кто-то требовательно звонил в дверь. Накинув халатик, Циля

пошла открывать (их комната к входной двери ближняя).

— Милиция! — в дверь ввалились мужчины в форме. Глав-

ный был в обычном пижаке, с портфелем. Низенький, носа-

тый, с чёрной густой щетиной, то ли грузин, то ли армянин,

он грозно поглядел на оробевшую Цилю.

— Где тут Сорокин проживает?

Сорокины жили рядом. Двенадцатилетний Вовка, атаман

и заводила всех ребячьих игр, был самым близким другом

Феликса. Саша, в брюках и нижней рубашке, как раз выгля-

нул в дверь.

— Вы Сорокин Александр Иваныч? Обыск, — сказал носа-

тый, и вся ватага прошла в их комнату. В коридоре остался

один, длинный, в ремнях. Он сердито поглядел на Цилю:

— А ты что стоишь, как столб? Ступай к себе. Тебя это не

касается.

Циля легла, укрылась поверх одеяла ещё и старым пальто.

Знобило. Сорокина она знала близко. Александр Иваныч, ти-

хий, даже робкий инженер, был начальником цеха у них на

заводе «Электропровод». На собраниях всегда садился в послед-

ний ряд, никогда не выступал, с начальством не спорил, да

и дома был под каблуком у своей разбитной и горластой

Ксени (Циля её не любила).

— Как же так? За что его? — думала она, пытаясь согреться.

— Ведь он молчун, слова лишнего не скажет. Должно быть,

донёс на него какой-нибудь мерзавец. Может, даже и из нашей

квартиры.

За стеной громко заплакала семилетняя Галя. Феликс про-

снулся, сел на своём диванчике.

— Что там у Сорокиных?

254

1925 – 1941 годы

Циля позвала его к себе, прижала к тёплой груди:

— Спи, сыночка, спи. Утром узнаем.

К счастью Феля скоро уснул.

Днём бабу Глашу вызвали на Лубянку. Придя с допроса, она

позвала трёх подружек (и Цилю в том числе) в свою крохотную

комнатушку «чай пить». Душа горела:

— Ой, бабоньки ужас какой, — говорила она. — Ентот сле-

дователь, поначалу был такой вежливый. Дескать, помогите

органам, Глафира Петровна. Потом орать на меня начал, ма-

том. Кулачищем по столу как грохнет! Да только не на такую

напал! Мне восьмой десяток пошёл, я всю жизнь в церковь

хожу, Бога-то помню. Отродясь доносчицей не бывала. Упер-

лась: знать не знаю, ведать не ведаю. Худого слова от Саши

не слышала. А он-то: «Про Кирова что вам Сорокин рассказы-

вал?». Но я не призналась. «Нет, дескать, не помню, ничего

не говорил. Ну, покричал он, покричал, да и отпустил меня».

Однако было дело. Помните, после Пасхи Саша в Питер ездил,

в командировку? Приехал, ещё конфет привёз, ленинградских.

Вот Ксеня меня и позвала, чай пить с конфетами. Тут Саша

и сказал: «Дескать, говорят, что мужик, тот, что Мироныча

порешил, не шпиён никакой. А стрельнул его за бабу. Киров-