Семья Рутенберг. Семейная хроника

— Вчера забежала Люба Боровая, помнишь её Васю?

Роза хорошо помнила неуклюжего, белобрысого парня,

младшего следователя НКВД. Они четыре часа штопали ему

дыры в кишечнике. Пуля в живот. Парень был явный покой-

ник, но доктор сделал чудо, и Вася выжил. Потом Густав Карло-

вич спасал и его сына.

— В области идёт большая чистка. Арестовано больше пя-

тидесяти человек, всё руководство. Из Алма-Аты прислали

честолюбивого подонка. Он хочет устроить большой процесс

с публикацией в газетах и яростными криками «смерть» на

собраниях. Для амальгамы ему нужен ещё благообразный

старорежимный специалист. Ну а таких в городе мало.

— Что такое «амальгама»?

Ельня, 1925 год

247

— Этот финт придумал во время Французской революции

якобинец, прокурор Фукье Тенвиль. Совершенно незнакомых

людей объединяют в фантастическую контрреволюционную

организацию. Обвинение выглядит страшнее и убедительнее.

Завтра ночью за мной придут. Может быть и сегодня. Этого

нельзя допустить. Помнишь Стремянного?

— Директора мясокомбината? Богатырь, который подковы

гнул и пятаки ломал?

— Он. Выбить из него нужные показания они не смогли.

Тогда его поставили на колени и мочились ему в лицо. Лучше

умереть.

Да не пугайся, девочка! Гумилев правильно сказал:

« Всё равно. Несравненное право

Самому выбирать себе смерть.»

Это верно. И ты мне поможешь. Все мы когда-то умрём.

А мне уже за шестьдесят.

Розе показалось, что в комнате стало темно! Столько лет она

знала и любила этого доброго и верного друга. И сколько раз

доктор Егер выручал и спасал её, как, впрочем, и ещё тысячи

людей. А теперь он её ещё и утешает!

— Может быть, лучше бежать? Густав Карлович, ведь сбе-

жала я в двадцать девятом?

— Сейчас не дввадцать девятый. Да и куда я побегу с Ли-

зочкой, с Кларой. Бред. Другого выхода нет.

Роза закрыла глаза и несколько секунд сидела зажмурив-

шись, судорожно сжав руки. Собиралась с силами. Очень труд-

но было привыкнуть к этой мысли.

— Хорошо. Что я должна сделать?

Доктор неторопливо объяснил ей, что вечером у него бу-

дет тяжелый сердечный приступ. Все знают про его стенокар-

дию, вопросов не возникнет. А потом сердце остановится. Роза

должна тихонько спрятать шприц и этот флакончик тёмно-

го стекла, они будут лежать в правом верхнем ящике, а потом

выкинуть. Второго хирурга он отправил за 75 вёрст. Вскрытие

придётся делать Розе, больше некому.

— Напишешь соответствующее заключение. И ещё, прошу

тебя, помоги Лизочке после похорон. Виль женился, он делает

248

1925 – 1941 годы

карьеру в Алма-Ате. Из мальчика получился добротный чинов-

ник. Клара пока просто дурочка. Пусть продадут дом, и едут

в Саратов, к Амалии. Я уже написал сестре, она их примет.

Густав Карлович взял Розу за руку:

— Не горюй, девочка.

«За двадцать лет он впервые назвыает меня на ты! И так

ласково никогда не говорил», — подумала Роза.

— Древние римляне считали, что лишь право на самоубий-

ство дает человеку полную свободу. Он может ничего не боять-

ся. Это и отличает свободного от раба. Знаешь, — он улыб-

нулся, — я ведь был влюблён в тебя тогда, в двадцатом, когда

мы ехали к Теодору. И было очень трудно не показать тебе

этого. Не плачь! Сейчас мы пообедаем, потом ты пойдёшь

в больницу, поговоришь со старыми друзьями. И выдумай

убедительную причину внезапного приезда, что бы не подко-

пались. Вернешься к ужину.

Ужин в доме Егеров всегда был в 8.30. Рейзел вернулась

к восьми. Елизавета Петровна бросилась к ней навстречу:

— Ах, Роза Ароновна, я так расстроена, Густав так стран-

но говорил со мной сегодня. «Если со мной что-нибудь слу-

чится»... Что с ним? Он никогда так не говорил, как будто он… —

она запнулась, боясь произнести страшное слово, — как будто

он накануне гибели.

Роза, как могла, успокоила её, напомнила о стенокардии.

Старые, избитые фразы: «Все мы под Богом ходим», «Никто

не знает ни дня ни часа» всё-таки помогают. Но пора было

ужинать. Лизхен вошла в кабинет и, ахнув, опустилась на пол.

Доктор сидел в кресле, неестественно откинув голову.

На похороны Густава Карловича собралось полгорода. Люди

шли и шли. Долго говорили у могилы. Многие плакали.

Розе удалось в три дня оформить продажу дома (пациенты,

как всегда, выручили). Отправив вдову с Кларой в Саратов, она

вернулась домой.

Ельня, 1925 год

249

Циля

Циля (1906) — муж Грюнберг Григорий Хаимович (1906) — сын Феликс (1927),дочь Роза (1933)

Вечером на Козловский принесли телеграмму:

ВЫЕЗЖАЮ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЫМ ВАГОН ВОСЕМЬ

ВСТРЕЧАЙ АНЯ

Циля не сразу сообразила, что Аня — старшая сестра мужа,

жившая в Мелитополе.

Гриша уже ушёл на работу в «Савой». Он играл в ресторан-

ном джазе на кларнете и саксофоне. Приходил под утро. Тут

платили куда лучше, и они только-только начали привыкать

к обеспеченности.

«Принёсло её на мою голову! — в сердцах подумала Циля.