Семья Рутенберг. Семейная хроника

«Печать заурядности земной лежала в её фасаде.

Но что-то высшее я прочёл в сверхчеловеческом заде.»

В шкафу у Густава Карловича стоит Гейне по-немецки.

Разыщи это стихотворение, и выдай к случаю, но так, будто оно

к ней никакого отношения не имеет. У Клары попка не из то-

щих. Поймёт.

Додик вытер слёзы:

— Найду.

За ужином Клара снова стала дразнить мальчика. Но в этот

раз он неожиданно согласился с нею:

— Ты права. Надо учить правильный немецкий язык. Я на-

чал читать Гейне. Знаешь, у него есть замечательные стихи…

Отложив вилку, расхохотался Густав Карлович:

— Молодец, мальчик! Остроумно.

Поджала губы Елизавета Петровна:

— Гейне, конечно, великий поэт. Но это не лучшее из его

стихов. Грубо.

Клара вскочила и выбежала из столовой. После этого она

Додика не трогала.

Теодор считал, что хирургия — не женское дело. Все вели-

кие хирурги — мужчины. Роза работала у него на эпидемиях,

стала хорошим терапевтом.

Густав Карлович сразу поставил её к операционному столу.

Второго хирурга в городе не было, и скоро он стал доверять ей

аппендициты, потом и более сложные, полостные операции.

Но перед каждой новой операцией она часами сидела над ана-

томическими атласами, рисовала схемы, готовилась. Через год

Роза оперировала всё.

Ельня, 1925 год

239

Чем успешнее шла коллективизация, тем выше взлетали

цены, и пустее становились рынки и прилавки магазинов.

Даже купить баранину, ещё вчера такую дешевую, стало проб-

лемой. Розу выручала гинекология. Жёны и любовницы мест-

ных «вождей» передавали друг другу её телефон:

— Надежная баба. Не протрепется. И врач хороший.

Густав Карлович одобрял частную практику:

— Я всегда был сторонником бесплатной медицины, в боль-

нице. Но если пациент хочет врача на дом, пусть платит.

Доктор Егер был для неё самым близким человеком, учите-

лем. Рейзел всегда помнила, как Густав Карлович выручил их

в тяжелый час. Но жить в его доме было трудно.

Хотелось своего дома, да и полной самостоятельности тоже.

И когда в Алма-Ате молодой, симпатичный зам наркома пред-

ложил ей возглавить больницу в Петропавловске, она согласи-

лась без колебаний.

* * *

Когда-то Петропавловск был пограничной крепостью Си-

бирского казачества. Через него шел большой торговый тракт

на Бухару, Самарканд, да и дальше, в Китай. Он и сейчас про-

цветал на трассе Великого Сибирского пути. Но областная

больничка была старая и маленькая. Правда, уже строился

новый, каменный корпус.

Первым делом надо было найти жилье. Недели две про-

жили в больнице, в пустой палате. Наконец Настя нашла квар-

тиру — три хороших комнаты в поповском доме.

Церковь закрыли год назад. Отца Александра отправили

на лесоповал. Матушка Мария осталась с четырьмя детьми,

старшему — девять. Стирала, мыла полы, продала всё ценное,

что было в доме. Наконец-то ей повезло! И дело не в плате

за жильё. Приглядевшись к хозяйке, Роза взяла её в больницу

кастеляншей.

Начали обживаться на новом месте. Который раз! Впрочем

здесь им было неплохо. Настя с хозяйкой сдружилась сразу:

наши порядки, не немецкие.

240

1925 – 1941 годы

У Розы появились друзья, из местной интеллигенции:

учителя Павел Григорьевич и Василь Василич, директор би-

блиотеки Игнатий Янович, их жёны. В маленьких городках

люди живут ближе друг к другу. В выходные и уж обязательно

по праздникам собирались то у одного, то у другого, пили чай,

спорили, много пели.

Павел Григорьевич Пехотин, родом из коренных Оренбург-

ских казаков, народные песни любил страстно. Из родных и

друзей он организовал небольшой хор. Розино сопрано оказа-

лось весьма кстати. Пели казачьи песни, «Ермака», «Варяга»,

вспоминали и модные в те годы жестокие романсы, типа

«Хасбулат удалой».

Игнатий Янович читал Блока и Ахматову. В компании свя-

то соблюдали только один запрет — о политике не говорить.

Рейзел старалась как можно больше загрузить себя: работой,

хлопотами по дому, общением с друзьями, только бы не вспо-

минать о прошлом, о Тэдике. Временами, очень редко, он ей

снился. Она просыпалась в слезах, шептала:

— Прости, родной мой! Тебя нет, а я жива. — и уговаривала

себя: — Тэдику повезло. Он не назвал ни одного имени. Взды-

хала: — Ты бы порадовался на сына. Додик так похож на тебя.

В больнице было ещё два врача: Николай Андреич, старый

земский доктор с красными жилками на носу хронического

запивохи, и черноусый Шалва Джаникошвили, дантист.

Николай Андреич, прекрасный диагност, новомодным ле-

карствам предпочитал старые, проверенные средства: банки,

компрессы, промывания желудка. На работе он не пил, и за

терапию можно было не беспокоиться.

Новая главврачиха действовала круто. В первую же неделю

уволила завхоза, повара и кастеляншу, прекратила воровство.

В палатах и коридорах блестели чисто вымытые полы, мед

сестры ходили в белоснежных, накрахмаленных халатах и

шапочках.

Роза Ароновна всегда говорила спокойно, не повышая голо-