Семья Рутенберг. Семейная хроника

один, делал что мог. Зато, сдав машину хозяину и получив

премию, Андреич «гудел» неделю. Жене он отдавал ровно

половину заработанного. Но пропивал далеко не всё. Где-то

у него была прихоронка. Егор упорно копил, хотел построить

свой дом.

Он был из молчунов. Охотно слушал рассказы Абрама,

но о себе помалкивал. Очень не сразу Абрам узнал, что Егор

родом из Мелитополя, отец был машинистом на Южной же-

лезной дороге, и только через полгода, под пьяную лавочку

проговорился, что был оружейником у Махно.

— Весёлое было время. Помню, взяли мы Александровск

(теперь — Запорожье), три дня братва грабила город. Самого-то

не было. За такие дела Нестор Иваныч, бывало, рубил браткам го-

лову. А тут: гуляй — не хочу. Ты не думай, Ароныч! Я в жидовских

лавочках и квартирах николи не шарил, меня мать выучила: чу-

жого пальцем не трону. А хлопцы прибарахлились.

Выходные Абрам проводил с семьёй. Блюма ловчила с рас-

писанием, договаривалась о подмене, чтобы два-три раза в ме-

сяц приехать в Михайловку, постирать мужу, сварить вкусный

обед. Она приносила котелки в мастерскую, и, нахваливая на-

варистый борщ, Егор говорил с завистью:

236

1925 – 1941 годы

— Любит тебя жинка. По борщу сразу видно. Счастливый

ты, Ароныч.

Он и в самом деле временами чувствовал себя счастливым:

— Работа тяжелая, но осмысленная, не обезьянья, — гово-

рил он Лёне. — Зарплата небольшая, да Калугин добавляет.

Получается ненамного меньше твоей профессорской, а с пре-

миями и заметно больше выйдет. Никаких бумажек, никакой

отчётности. Да и начальства никакого. Благодать! Куда лучше,

чем на Краснопутиловском.

— Ты, братец, ловкач! Нашёл себе кровопийцу-капиталиста

в государстве рабочих и крестьян, — смеялся Лёня.

На лето Блюма привозила детей в деревню, к отцу. Михе-

евна гордилась перед соседями. У неё, единственной в дерев-

не, жили «дачники».

Абрам ходил с ребятами в лес, учил Риву искать грибы,

отличать хорошие от ядовитых. Как-то он заметил пёструю

птицу и подумал, что не знает её имени. Стало обидно. В бли-

жайший приезд в город разыскал у букинистов на Невском

определитель птиц, определитель растений и упорно штуди-

ровал их, пока не выучил названия и не научился узнавать

в лицо любую пичугу и многие из цветов и деревьев.

После каждой сданной машины Валера давал отпуск на не-

делю. Блюма и дети ждали этого задолго, спрашивали, много

ли осталось.

«Прав был Эпикур, — думал Абрам, — чем меньше жела-

ний, тем больше счастья».

Чистка 1935 года его не задела. А Лёня уцелел чудом, помог-

ли старые знакомства. Мать у него была из столбового дворян-

ства, училась в Смольном институте.

Потом наступили страшные 1937 и 1938 годы. Сколько раз

Абрам благословлял судьбу и Валеру Калугина! Не спрячься

он в этой деревеньке, непременно бы угодил в частую сеть

органов, дополнил бы ещё одной единичкой спущенный

из Лубянки план!

В эти годы он боялся приезжать в Питер на выходные.

Блюма привозила детей в деревню: так, казалось, безопаснее.

Ельня, 1925 год

237

Роза

Роза (1901) — муж Брагин Сергей Георгиевич (1904) — сын Давид (1918) —

дочь Надежда (1935)

На письмо Розы Густав Карлович ответил телеграммой:

ПРИЕЗЖАЙ тчк БУДУ РАД тчк

МЕСТО ТЕБЕ ГОТОВО тчк ЕГЕР

Оставив Настю с Додиком в Ельне, она выехала в Караганду

устраиваться.

Доктор Егер успел обзавестись собственным домом, деревян-

ным, с мезонином. Уже на вокзале он сказал Розе, что для неё

приготовлены две комнаты наверху:

— И не спорьте, Роза Ароновна.

Там и поселились. Однако были проблемы и здесь. Несчаст-

ная, растерянная и изголодавшаяся Лизочка Готберг стала

властной, педантичной хозяйкой, неуклонно поддерживаю-

щей в своём доме чистоту и порядок.

— Всякая вещь знает своё место, — говорила она.

Конечно, Лизавета Петровна была женщина воспитанная

и регулярные выговоры за Настины провинности выдавала

Розе вполголоса, предельно вежливо и только наедине. В доме

Густава Карловича даже резкий разговор трудно было предста-

вить. Роза собирала всю свою выдержку, что бы не сорваться,

не ответить так, как хотелось.

Были проблемы и у Додика. Детей Лизочки Густав Карло-

вич усыновил, а рожать своих в таком возрасте побоялся: слиш-

ком большой риск. Новичка встретили настороженно. Пятнад-

цатилетний Виль на него особого внимания не обращал,

но Клара, в свои тринадцать выглядевшая вполне взрослой

барышней, проходу не давала. В доме говорили по-немецки,

и девочка с удовольствием передразнивала «местечковый ак-

цент» Давида.

Он прибегал к маме в слезах.

238

1925 – 1941 годы

— Не обижайся ты на Клархен, — утешала она сына. — Все

девчонки — дразнилки. Старайся не замечать обидных слов.

Надоест дразнить — отстанет. Может, это и хорошо, что она

тебя дразнит. Научись держать удар. Не поддавайся. Считай,

что Клара тренирует твою выдержку. И готовь потихоньку

ответ. Такой, чтобы боялась тронуть. Знаешь, у Гейне есть под-

ходящее стихотворение: