Семья Тибо.Том 1

— А я вот — да! — отозвался Антуан.

Резким движением он поднялся с кресла. Однако так и остался стоять, застыв на месте. Потом неуверенно протянул к Жаку руки и спросил, нагнувшись:

— Ты меня осуждаешь?

Не колеблясь, Жак тихо ответил:

— Нет, Антуан.

Они снова переглянулись, и впервые после возвращения домой оба испытали чувство, близкое к радости.

Антуан приблизился к камину. Раскинув руки, он обхватил пальцами край мраморной доски и, ссутулясь, стал смотреть в огонь.

Решение принято. Остаётся провести его в жизнь. Но когда? Но как? Надо действовать без свидетелей. Жак, конечно, не в счёт. Скоро полночь. Приблизительно через час придут сестра Селина с Леоном: значит, всё должно быть кончено до их появления. Нет ничего проще. Сначала надо сделать кровопускание, чтобы вызвать слабость, дремоту, и тогда можно будет отослать пожилую монашенку и Адриенну спать, не дожидаясь смены. А когда они останутся одни с Жаком… Коснувшись груди, Антуан нащупал пальцами пузырёк морфия, который он носил в кармане с тех пор… С каких пор? С утра их приезда. Когда они с Теривье ходили вниз за опиумом, и в самом деле, вспомнилось ему, он на всякий случай сунул в карман халата этот пузырёк с концентрированным раствором… И этот шприц. На всякий случай? А зачем? Казалось, всё это засело у него в голове, и сейчас он только приводил в исполнение детали давно разработанного плана.

Но близился новый приступ. Приходилось ждать, когда он кончится. Жак в приливе сил занял свой пост. «Последний приступ», — думал Антуан, подходя к постели; ему почудилось, будто в устремлённых на него глазах Жака он прочёл ту же самую мысль.

К счастью, период оцепенения был короче предыдущего, но судороги такие же яростные.

Пока несчастный с пеной у рта продолжал буйствовать, Антуан обратился к сестре:

— Возможно, кровопускание даст ему хоть какую-нибудь передышку. Когда он успокоится, принесите мне мои инструменты.

Действие кровопускания сказалось почти сразу же. Ослабев от потери крови, г‑н Тибо задремал.

Обе женщины до того устали, что безропотно согласились уйти, не дождавшись смены, — как только Антуан предложил им пойти отдохнуть, обе ухватились за эту возможность.

Антуан и Жак остаются одни.

Оба стоят в отдалении от постели: Антуан пошёл закрыть дверь, так как Адриенна не захлопнула её, а Жак, сам не зная почему, отступил к камину.

Антуан избегает смотреть на брата: в эту минуту ему отнюдь не требуется чувствовать возле себя чьё-то любящее присутствие; не нужен ему и сообщник.

Засунув руку в карман халата, он нащупывает маленькую никелированную коробочку. Он даёт себе ещё две секунды. Не то чтобы он хочет ещё и ещё раз взвесить все «за» и «против», он взял себе за правило никогда в момент действия не пересматривать хода мыслей, приведшего к этому действию. Но сейчас, приглядываясь издали к этому лицу на белоснежной наволочке, к этому лицу, которое с каждым днём становилось ему всё более родным, он на миг поддаётся меланхолии, присущей вершинному мигу жалости.

Прошли две секунды.

«Может, во время приступа это было бы не так тягостно», — думает Антуан, быстро подходя к больному.

Он вынимает из кармана пузырёк, взбалтывает его содержимое, проверяет иглу шприца и вдруг останавливается, ища чего-то взглядом. И тут же пожимает плечами: оказывается, он машинально искал спиртовки, чтобы прогреть платиновое остриё…

Жак ничего этого не видит: спина Антуана, склонившегося над больным, скрывает от него постель. Тем лучше. Однако он решается и делает шаг вперёд. Отец, очевидно, спит. Антуан расстёгивает пуговицу на обшлаге его сорочки и засучивает рукав.

«Из левой руки я пускал кровь, сделаем укол в правую», — думает Антуан.

Зажав пальцами складку кожи, он поднимает шприц.

Жак судорожно зажимает себе рот ладонью.

Игла с сухим звуком входит в тело.

С губ спящего слетает стон; плечо вздрогнуло. В тишине раздаётся голос Антуана:

— Не шевелись… Сейчас, Отец, тебе станет легче…

«Он с ним в последний раз говорит», — думает Жак.

В стеклянной трубочке шприца уровень жидкости понижается медленно… Если в спальню войдут… Кончил? Нет. Антуан оставляет на минуту иглу в коже, потом осторожно снимает шприц и наполняет его вторично. Жидкость течёт всё медленнее и медленнее… А вдруг войдут… Ещё один кубический сантиметр… До чего же медленно… Ещё несколько последних капель…

Антуан вытаскивает иглу быстрым движением, протирает вспухшее место, откуда выступила розоватая жемчужина сукровицы, застёгивает сорочку и прикрывает больного одеялом. Будь он в спальне один, он непременно склонился бы к этому мертвенно-бледному челу, впервые за двадцать лет ему захотелось поцеловать отца… Но он выпрямляется, отступает на шаг, суёт в карман шприц и оглядывается вокруг, проверяя, всё ли в порядке. Тут только он поворачивается к брату, и его глаза, равнодушно-суровые, словно бы говорят:

«Ну вот».

Жаку хотелось броситься к Антуану, схватить его за руку, выразить хотя бы объятием… Но Антуан уже отвернулся и, подтащив низкий стульчик, на котором обычно сидела сестра Селина, присел к изголовью постели.