Семья Тибо.Том 1

«Я его прикончил, — повторил он про себя. Впервые он как бы со стороны увидел свой поступок. — И правильно сделал», — тут же добавил он. Мысль работала быстро, с предельной ясностью. «Не к чему себя обманывать: элемент малодушия всё-таки присутствовал: чисто физическая потребность убежать от этого кошмара. Но предположим даже, что я лично был заинтересован в такой развязке, достаточная ли это причина, чтобы воздержаться? Нет и нет!» Антуан не желал уклоняться от ответственности, какой бы страшной она ни была. «Конечно, было бы опасно разрешать врачам… Слепое выполнение этого правила, как бы абсурдно, даже нечеловечно оно ни было, в принципе необходимо…» Чем отчётливее он осознавал силу и справедливость этого правила, тем больше одобрял себя за то, что сознательно обошёл его. «Вопрос совести, личного суждения, — думал он. — Вовсе я ничего не обобщаю. Просто говорю: в данном случае я действовал так, как должен был действовать».

Он вошёл в комнату, где лежал покойник. Дверь он открыл осторожно, как велел открывать её в последнее время, чтобы не разбудить больного. И вдруг его словно ударило при виде мертвеца. Было что-то нелепое, непривычное в том, что именно с образом отца можно было сейчас связать в общем-то вполне будничное понятие — труп. Так он и остался стоять на пороге, удерживая дыхание. Этот неодушевлённый предмет — его отец… Руки полусогнуты, кисти сложены. Облагороженный смертью. И какой спокойный!.. Вокруг одра оставили пустое пространство: стулья и кресла расставили вдоль стен. Монашенки понуро стояли по обе стороны кровати, где покоился усопший, и казались двумя аллегорическими изваяниями, задрапированными в чёрное; охраняя того, чья неподвижность придавала этой картине подлинное величие. Оскар Тибо… Столько властолюбия, столько гордыни сведены теперь к такому безмолвию, к бессилию!

Антуан боялся пошевелиться, чтобы жестом не нарушить этого благообразия. И тут он снова повторил себе, что оно — дело его собственных рук; и, лаская взглядом родное лицо, которое сам одарил немотой и покоем, он почувствовал, как губы его тронула улыбка.

Антуан удивился, заметив в отцовской спальне Жака, сидевшего в углу рядом с Шалем, — он-то думал, что брат ещё спит.

А г‑н Шаль, увидев Антуана, вскочил со стула и бросился к нему. За мутными от слёз стёклами очков помигивали глазки. Он схватил Антуана за обе руки и, не зная, как выразить свою привязанность к усопшему, потянул воздух носом, вздохнул и проговорил:

— Прелестный… прелестный… Прелестный… был мужчина, — дёргая при каждом эпитете подбородком в сторону кровати. — Надо было его знать, — продолжал он убеждённым, тихим голосом, но с раздражением, будто некий невидимый противник пытался оспорить его слова. — Под горячую руку мог и оскорбить, это да… зато какой справедливый. — Он поднял ладонь, будто произносил присягу. — Совестный судия! — заключил он и отправился в свой уголок.

Антуан сел. Запах, разлитый по спальне, поднял в нём целыми пластами воспоминания. Сквозь вчерашний пресный аптекарский затхлый дух, сквозь непривычный аромат свечей он различал застарелый запах старого голубого репса, съеденного пылью, — этот гарнитур достался им ещё от родителей Оскара Тибо; сухой запах ткани, чуть отдававший смолой после пяти десятков лет, в течение которых мебель красного дерева вощили мастикой. Знал он также, что если открыть зеркальный шкаф, оттуда повеет свежестью чистого белья и из ящиков комода донесётся запах старых газет, смешанный с упорным камфарным духом. И знал он также, что от молитвенной скамеечки, обитой ковровой тканью, протёртой двумя поколениями до основы, пахнет пылью, знал, потому что надышался ею ещё ребёнком, когда скамеечка эта была единственным подходящим ему по росту сиденьем.

Ни звука, ничто не колебало пламени свечей.

Подобно всем, кто заходил в эту комнату, Антуан стал рассматривать труп — упорно, даже как-то ошалело. В усталом мозгу пытались слиться в связную мысль разрозненные её зачатки:

«Где теперь то, что делало Отца таким же существом, как я, где та сила жизни, которая билась в нём ещё накануне вечером, где она? Что с ней сталось? Исчезла? Существует ли где-нибудь ещё? В какой форме? — Он растерянно прервал себя: — Ну, брат, с такими идиотскими мыслями можно далеко зайти! Ведь не в первый же раз я вижу мертвеца… И отлично знаю, что не существует более неточного термина, чем „небытие“, скорее уж надо именовать это агломерацией мириад жизней, непрерывным зарождением.[*]

Да, да… Я десятки раз это твердил. А вот перед этим трупом — не знаю… И вынужден признать концепцию небытия, более того, она в известной мере законна. В конце концов, подлинно существует одна лишь смерть: опровергает всё, превосходит всё… самым абсурдным образом!»

«Нет, не годится это… — спохватился он, пожав плечами, — нельзя поддаваться соображениям, которые возникают вот так — вплотную к явлению!.. Это не должно идти в счёт, это не в счёт».