Семья Звонаревых. Том 1

На улице её ждали те же сани, в которых она уже ездила на заимку прошлый раз. Тот же ездовой, те же низкорослые, крепкие, мохнатые лошадки. Кроме ездового в санях не было никого. Это несколько смутило, и она остановилась в нерешительности перед розвальнями: то ли садиться, то ли нет.

– А вы не сумлевайтесь, Варвара Васильевна, – обратился к ней весело ямщик. – Я отвечаю за вас головой перед Иваном Герасимовичем. Со мной на всякий случай есть оружие, – и он приподнял над медвежьей полстью саней боевую винтовку. – Ежели понадобится, не дам в обиду.

– Поехали! – решительно проговорила Варя и села в сани.

Вечерний воздух был слегка морозным. Слева и справа от дороги светились огоньки в домах пристанционного посёлка, невдалеке, на станции, тяжело вздыхали и гулко покрикивали паровозы.

– Эй, родимые, каурые! – громко понукал лошадей ямщик, звонко щёлкая кнутом.

За посёлком лошади побежали ещё резвее. Огоньки остались позади. Перед глазами лежала ночь, усеянная сверху бесконечным количеством сверкающих звёзд. Вокруг стояла тишина. Слышалось дыхание лошадей да скрип полозьев.

Варя, укутавшись в тёплый тулуп, в тёплых валенках, прикрытых медвежьей полстью, совершенно не ощущала мороза. Она вглядывалась в далекий звёздный мир, раскинувшийся в необозримых просторах вселенной, и вспоминала дом, институт, столицу – всё, что осталось там, далеко в России. И уже не звёзды, а глаза Надюшки горели перед Варей.

«Родная моя доченька!» – шептала она растроганно, чувствуя, как на ресницах закипают слёзы. Если бы знал Сергей Владимирович, куда и зачем едет она, его жена! Мало того, что угодила в ссылку, рассталась с институтом, так теперь ещё связалась с теми, кто сотрясает устои царского самодержавия.

Не без страха подумала Варя о том, что ожидает её, если жандармы пронюхают, куда она ездила, кому помогала и с кем повела знакомства. Да, страшно было думать об этом, и всё же Варя ни за что не отступила бы назад.

Она была уже не прежней беззаботной Варей, которой всё на свете нипочём. И её жизнь поучила: подняла да ударила. Боль, обида на несправедливость не проходила. Она чувствовала, что эта обида переходит в более сильное чувство – ненависть. Да, ненависть к этим заевшимся, ожиревшим людям, хозяевам жизни: чиновникам, вельможам, богачам. Ей было отрадно сознавать, что жизнь её столкнула с другими людьми, которые были и чище и сильнее. В них было много общего с Краснушкиным – воля, решительность, ясность цели. К ним тянуло Варю. Хотелось стараться. Много сделать, чтобы заслужить их одобрение.

Как кошмар, вспомнилась чудовищная сцена: Юдифь на помойке, собирающая объедки! Кто поверг её в эту на-человеческую, страшную нищету? Кто дал право Горемыкину издеваться над Юдифью и обзывать её грязной жидовкой? Тяжелы, очень тяжелы были для Вари последствия пощечины, которой она наградила Горемыкина, но Варя, тем не менее, и теперь снова и снова испытывала горделивое чувство удовлетворённости от мысли, что она отплатила за Юдифь и опозорила Горемыкина на всю столицу.

…В лесной избе Варю встретили как старую знакомую. Дед и Марфутка помогли ей раздеться и с дороги сразу предложили чайку.

– Прежде всего посмотрю, как поживает наш больной, а потом уж можно будет приняться и за чаёк, – ответила она старику.

У изголовья кровати возле раненого сидела русоволосая девушка лет восемнадцати с красивым продолговатым лицом, с чётко очерченными яркими губами. На её щеках проступал легкий румянец. Вся она светилась нежностью, трогательной девичьей чистотой. И только глаза, большие, печальные, смотрели с тревогой и заботой.

Увидев Варю, девушка поднялась, слегка кивнула ей в знак приветствия и отошла в сторону. Варя опустилась на стул, взяла руку раненого.

– Ну, как вы чувствуете себя? – спросила она, проверяя его пульс.

– Лучше… Намного лучше! – ответил раненый.

Только теперь Варя заметила, насколько он молод, каким энергичным и сильным было его лицо.

Пульс не вызывал никаких сомнений. Температура была почти нормальной. Варя осмотрела рану. Она всё ещё была страшной, но основная опасность миновала: признаки гангрены исчезли.

– Мы уж тут с Марфуткой сполняли всё, как ты, барышня, наказывала, – сообщил старик.

– Промывали и перевязывали, – дополнила молодайка с лицом усыпанным веснушками.

– Ещё раз почищу рану, и дело наверняка пойдёт на поправку! – произнесла Варя. – Вы уж потерпите, – обратилась она к больному.

– Постараюсь, – пообещал тот.

Закусив губы, больной только морщился, и на лбу его поблескивали мелкие капли пота. Мельком взглянув на девушку, Варя поняла с какой душевной мукой следила та за страданиями этого человека. Румянец исчез с её щёк, полуоткрытый рот вздрагивал, глаза потемнели и налились слезами.

После перевязки, когда боль несколько утихла, раненый спросил Варю:

– Скажите, доктор, долго мне ещё лежать?

– Недели две-три, – ответила Варя.

– Но ему нельзя оставаться здесь так долго! – произнесла девушка.