Семья Звонаревых. Том 1

Семья Борейко перебралась в крепость, на Ак-Бурун, где им отремонтировали двухкомнатную квартиру в одном из офицерских флигелей. Перед домом в небольшом палисаднике дети могли играть в крупном морском песке. В распоряжении Борейко был отдельный сарай для угля и под ним – погребок.

Ольга Семёновна сразу принялась за устройство домашнего очага и с помощью денщика в несколько дней устроилась в квартире.

По соседству с Борейко жила бездетная супружеская чета Селезнёвых. Поручик Всеволод Владимирович Селезнёв в Маньчжурии получил тяжёлое ранение и по состоянию здоровья вынужден был жить на юге. Как и многие офицеры-маньчжурцы, Селезнёв относился весьма критически к существующим в России государственным порядкам. Не принимая прямого участия в революционном движении, он всегда готов был помочь людям, сочувствующим революции. Борейко скоро поняли, что за соседи у них, и стали относиться к ним дружелюбно. Через Нину Александровну – жену Селезнёва – весёлую хохотушку, знавшую всех и всё в крепости, Ольга Семёновна довольно скоро вошла в курс крепостных порядков.

Тем временем штабс-капитан Борейко привыкал к своей работе. Он был опытным командиром и хорошо знал артиллерийское дело. Суетнёв, присматриваясь к нему, всё больше убеждался в этом. Полковник стремился широко использовать боевой опыт порт-артурской обороны. Не раз Суетнёв советовался с Борейко по артиллерийским вопросам, ставил его в пример другим офицерам и рекомендовал им ознакомиться с «борейковскими» приёмами артиллерийской стрельбы.

Большинство офицеров отнеслось к штабс-капитану доброжелательно, с искренним уважением. Но были и такие офицеры, которые сразу проявили к Борейко неприязнь. Позже выяснилось, что эти недобрые чувства зародились под влиянием бывшего командира четвёртой роты поручика фон Бадера. Он был дальним родственником коменданта крепости, пользовался покровительством последнего и оказывал влияние на некоторых офицеров – любителей выпить. Не решаясь открыто вступить в борьбу с Борейко за возвращение потерянной должности, поручик сплетничал о новом командире, пакостил ему на каждом шагу и старался подорвать его авторитет. Это он, поручик фон Бадер, называл штабс- капитана в кругу своих собутыльников выскочкой, карьеристом, верхоглядом. Борейко долго не знал об этом, тем более что поручик хорошо маскировал свою ненависть и относился к нему на службе с положенной для подчинённого учтивостью.

Командир батальона, в который входила рота Борейко, – подполковник Юрковский не отличался ни знаниями, ни расторопностью, был большим завистником. Его бесило, что сам командир артиллерии Суетнёв особо подчёркивал знания Борейко и советовал даже ему, Юрковскому, ознакомиться с опытом командира роты. Поэтому-то Юрковский недолюбливал штабс-капитана и часто брюзжал по его адресу, на что, впрочем, Борейко не обращал никакого внимания.

Кроме фон Бадера в роте было ещё два офицера – молодые подпоручики Горбацевич и Муромцев. Муромцев, довольно ветреный молодой человек, больше интересовался девушками, чем служебными делами;

Горбацевич, наоборот, с первого знакомства с командиром стал его ярым поклонником и готов был во всём подражать ему.

Солдаты приняли Борейко хорошо. Они быстро поняли и почувствовали, что хотя новый командир требователен по службе, но солдат никому в обиду не даст.

Прежде всего, Борейко прибрал к рукам фельдфебеля Пыжова, большого любителя давать зуботычины, затем взялся за пыжовского подпевалу – артельщика подхалима каптенармуса.

– Чтобы я не слыхал на вас жалоб от солдат! – категорически предупредил штабс-капитан «пройд», как их называли между собой солдаты.

Он строго следил за тем, чтобы в солдатский котёл попадало всё, что полагается по закону, и не раз чуть свет, к великому ужасу артельщика и фельдфебеля, внезапно появлялся на кухне.

В одной из первых бесед с Пыжовым Борейко прямо заявил ему:

– Учтите, подпрапорщик, если у кого-либо из солдат я увижу на лице синяк, то этот синяк немедленно перейдёт на ваше лицо. Это во-первых. Во-вторых, немедленно потребую вашего увольнения со службы.

– Вашбродь! – недоуменно вскрикнул Пыжов. – Да разве можно без этого с солдатами обходиться? Она, солдатня, не понимает слов, а ежели ткнёшь кого в рыло, мигом всё в аккурате вспомнит. Нет, без зуботычины толку не будет! – заключил он убеждённо.

– Ещё раз говорю: за избиение солдат буду взыскивать беспощадно! – повторил Борейко.

– Тогда я, вашбродь, не могу быть фельдфебелем, – развёл руками Пыжов.

– Подавайте рапорт об увольнении от службы. Я его поддержу перед командованием, – предложил Борейко.

– Я, вашбродь, двадцать пять лет состою на сверхсрочной службе, да семь лет на срочной провёл, а всего в армии – тридцать два года. Куда мне теперь, на шестом десятке, деваться? От деревни отстал, к городу не пристал. Без армии мне не жить! – уже со слезами в голосе проговорил фельдфебель.

Но Борейко не особенно верил его плаксивому тону и вместо того, чтобы выразить сочувствие, посоветовал Пыжову попытаться перейти на службу смотрителем какого-либо интендантского склада.