Узнав об этой кандидатуре, Пыжов принялся отговаривать Борейко от Кутько.
– Не солдат, а баба настоящая. Ничего толком не умеет сделать. Деревенщина неотёсанная, галушка хохлацкая, а не человек.
– Хорошие солдаты и в роте нужны, а без Кутько рота обойдётся, – сказал фельдфебелю Борейко.
Он настоял на своём, и Кутько переехал к нему на квартиру. Солдат вначале робел, ошибался, бил посуду, но на то Ольга Семёновна и была учительницей, чтобы под застенчивой внешностью солдата разглядеть хорошее и доброе сердце.
Кутько постепенно освоился, перестал стесняться «барыни», как он, несмотря на протесты Ольги Семёновны, величал её. В деревне у него остался сын, по которому он сильно тосковал. Поэтому он полюбил детей Борейко и привязался к ним, и Ольга Семёновна не могла нахвалиться новой «нянькой».
В скором времени она навела у Волкова справку о Савельеве. Оказалось, что Тимофеев всегда очень тепло отзывался о ротном писаре, которого солдаты уважали и любили за глубокую человечность.
Ольга Семёновна согласилась помогать ему. Но учёба шла туго. Савельев стеснялся своей учительницы и от этого часто путался, сбивался на занятиях. В таких случаях Ольга Семёновна призывала на помощь мужа, а сама уходила, чтобы не стеснять солдата. Борейко умел говорить простым, доходчивым языком. Так вдвоем они вдалбливали в голову писаря премудрость, которая требовалась для экзамена на первый классный чин.
Почти весь день Борейко проводил в своей роте. Главное внимание он уделял боевой подготовке своих подчинённых. Здесь ему сильно помогал богатый опыт обороны Порт-Артура, он показывал различные приёмы, не предусмотренные уставом, которые, однако, сильно облегчали и упрощали тяжёлую работу прислуги у крупных береговых орудий. Учил он солдат ценить быстроту работы, объяснил, что при стрельбе по движущимся целям недопустима даже секунда промедления.
– Помни, братцы: наша крепость находится на границе Русского государства. В случае войны Керчь может всегда принять первый удар врага. В любую минуту дня и ночи мы должны быть готовы к бою, чтобы грудью своей защитить нашу Родину. Поэтому-то я и требую от вас точности в наводке, быстроты в работе, – говорил он во время занятий своим подчинённым.
Как-то солдаты обратились к Борейко с просьбой рассказать им о порт-артурской обороне. Штабс-капитан согласился. Придя в роту вечером после занятий, он собрал солдат и начал говорить им о том, что видел и пережил во время осады.
– Боялись нас японцы не зря, – подчеркивал он. – Знали, что если мы сможем достать до них огнём, то им наверняка не поздоровится. Так должно быть и в Керчи. Для этого мало одной муштры около орудий, а нужно, чтобы каждый солдат всегда понимал, что и как должен он делать.
Такие беседы солдатам очень нравились. Они охотно слушали командира, засыпали его вопросами. Борейко старался отвечать просто и понятно. Во время бесед он ближе узнавал своих солдат, чувствовал, как растёт среди них его авторитет. Только Пыжову не нравилось такое общение командира роты с рядовыми.
– Зазря командир пускается в разговоры с солдатнёй. Она должна слухать команду и точно её исполнять, а не лясы точить с командиром, как с равным. Окромя подрыва дисциплины, ничего путного! – ворчал он осуждающе.
Но получалось как раз обратное: число дисциплинарных взысканий в роте резко снизилось. Солдаты старались чётко выполнять свои служебные обязанности, чтобы не вызвать неудовольствие командира и не слышать его сурово-насмешливого окрика:
– Ты что же это, курицын сын?!
Правда, «курицын сын» готов был провалиться сквозь землю, но не от страха перед наказанием, а от стыда.
Офицеры роты тоже часто присутствовали на беседах Борейко с солдатами. Всё это сплачивало роту вокруг командира.
Глава 6
Вскоре в крепости было получено сообщение, что командующий войсками Одесского военного округа генерал от артиллерии Никитин[52]
прибудет в Керчь для инспекторского смотра.Это вызвало общую сумятицу. Комендант крепости отменил все занятия, кроме строевых. Артиллеристы, пехота, минёры и сапёры по многу часов в день маршировали под барабан, учась проходить торжественным маршем перед начальством. Свободное от этих упражнений время посвящалось уборке территории крепости. Все перевозочные средства были мобилизованы на очистку от мусора, который не вывозился едва ли не со дня сооружения крепости.
Казармы чистились, белились, полы мыли до блеска, и по ним строго-настрого было запрещено ходить кому бы то ни было до приезда начальства. Батареи, крепостные дороги, склады, лагеря и даже уже разоружённые за ненадобностью укрепления тоже спешно приводились в порядок. Сам генерал Шредер, никогда не выезжавший из своего комендантского дворца, объехал в коляске крепость и сделал ряд замечаний.