Семья Звонаревых. Том 1

– Даже не верится, что это Крым, – произнесла Варя. – Так же серо, глухо и однообразно, как на Квантуне.

– На то это и крепость, госпожа Звонарёва! – вставил Фирсов. – Тут всё должно быть на глазах, как на ладошке.

– Особенно противнику – с моря! – колко поддела его Варя.

Полковник покраснел и криво улыбнулся.

– У вас очень острый язычок, госпожа Звонарёва. С вами опасно вести спор, – заметил он.

– Не вам, военному, говорить такие вещи мне, ничего не понимающей в военном деле женщине, – уже шутливым тоном продолжала Варя.

Она чувствовала, что нравилась начальнику штаба крепости, а это было лишней гарантией от каких-либо подозрений с его стороны в её адрес.

Ещё накануне в казематах форта произвели тщательную уборку: всё вычистили, выскоблили, вымыли. Узников сводили в баню. Их побрили, одели в чистое и целое казённое обмундирование. Тлуща и Климова вернули из карцера. Ночью дежурил Голубенко, а с утра его сменил Блохин. Он с волнением ждал встречи со Звонарёвой и очень боялся хоть чем-нибудь выдать своё знакомство с ней. Но всё обошлось как нельзя лучше. Варя издали заметила Блохина, но прошла мимо, даже не взглянув на него. А он, вскинув руку к козырьку, стоял навытяжку перед полковником и ротмистром и всем своим существом выражал сугубо верноподданнические чувства.

Врачи сначала осмотрели Коссачёву. Она встретила их настороженно и недружелюбно. Краснушкин внимательно выслушал её лёгкие и пришёл к тому же заключению, что и Спиртов, – состояние больной не представляло опасности для окружающих, но сама-то она нуждалась в хорошем питании и курортном лечении.

– Крым считается одним из лучших курортов Европы и, я полагаю, Коссачёвой повезло, что она попала именно в Крым, – с издёвкой проговорил Саблин.

– У вас, господин ротмистр, довольно своеобразное понятие о курортах, – искоса взглянул на него Краснушкин. – Каземат – это не санаторий, а склеп – особенно для госпожи Коссачёвой.

– К сожалению, у нас к государственным преступникам слишком либеральное отношение, – недовольно промолвил Саблин.

– Вы так думаете? – удивлённо спросил Краснушкин.

– Ваш приезд – красноречивейшее тому подтверждение, – ответил Саблин.

– Странно слышать такие речи со стороны жандармского ротмистра. Сочту своим долгом довести ваши высказывания до сведения его превосходительства господина министра внутренних дел, – жёстко проговорил Краснушкин.

Саблин понял, что попал впросак, и заюлил:

– Вы меня не так поняли, господин доктор. Я отнюдь не смею критиковать действия его превосходительства. Если он находит по тем или иным соображениям допустимым ваш приезд в крепость, значит – так и надо.

Никаких жалоб и претензий со стороны Коссачёвой не поступило, зато в мужском каземате жалоб оказалось так много, что Саблин едва успевал их записывать.

– Вам, ротмистр, следует почаще бывать здесь! – сделал замечание жандарму Фирсов.

Больше всех предъявил претензий Тлущ. Он уверял, что его морят голодом, хотят загнать в гроб, издеваются над ним, его еврейской национальностью. Климов ограничился заявлением о плохой доставке писем и неожиданно для Саблина сказал, что на питание нельзя пожаловаться. Ротмистр по-своему истолковал его поведение: «Отсидел почти месяц под землей, сдрейфил, вот и запел по-иному!»

Учитель Вонсович жаловался на отсутствие газет, журналов, книг и вообще связей с внешним миром.

– У него что-то с семьей неладно, – сказал Краснушкину Саблин. – Плохие вести из дому травмируют его психику!

– Всё равно не буду писать прошения о помиловании, – неожиданно заявил ротмистру Вонсович. – Несмотря на все ваши угрозы и проделки, – не дождётесь!

– Какие угрозы? Вы что – с ума сошли?! – вскипел Саблин.

Но Вонсовича не так легко было сбить с толку: он ещё утром во время прогулки узнал от Коссачёвой, что его семья жива и здорова.

– Не успокаивайте меня! – не поверил он.

– Сегодня вечером вам передадут письма вашей жены, – сказала ему Коссачёва. – Я же говорила вам, что жандармы способны на любые подлости.

Теперь Вонсович не мог сдержать своего возмущения.

Пока шла перебранка между Вонсовичем и Саблиным, Краснушкин и Варя выслушивали заключённых. Когда Варя подошла к Климову и взгляды их встретились, лицо Климова судорожно передёрнулось.

– Вдохните поглубже, – попросила спокойно Варя, прикладывая к его груди стетоскоп. – Ещё раз! Так! На что жалуетесь?

– Здоров! – коротко ответил Климов.

– А сердце? – спросила Варя, услышав сквозь стетоскоп, как сильно и радостно застучало его сердце.

– И сердце ничего! – сказал Климов.

Вонсович был очень слаб, но всё же он заявил Краснушкину:

– Если мне жаловаться и перечислять все мои многочисленные недуги, то это займёт много времени. Поверьте, самое лучшее лекарство для меня – свобода, но вы-то, увы, всё равно не можете освободить меня. Надеюсь дожить до того времени, когда снова обрету свободу, тогда и поправлюсь.

Особенно долго задержал врачей Тлущ. Он жаловался на тысячи разных болезней.