Совершенно обескураженная, Варя решила разыскать Блюмфельд. Она вышла из анатомички. В коридорах института по-прежнему толпились и спорили студентки. На Варю или совсем не обращали внимания, или провожали её неприязненными взглядами. Посредине одной из групп стояла раскрасневшаяся Юдифь.
– Вы занимаетесь болтовней, повторяете гнусную ложь! – возбуждённо выкрикивала она. – Мне нужно учиться, а не бастовать.
– В штрейкбрехеры записываешься? – уколол её кто-то.
– Какая забастовка? Кто руководит ею? – горячилась Юдифь.
К ней подошла громоздкая, круглолицая девица, дочь бакалейщика.
– Забастовка возникла стихийно – как протест против исключения наших товарищей, – басовито провозгласила она и, подбоченясь, добавила: – Ловко твоя подружка всё обстряпала. Спровоцировала людей побывать на сходке в университете, хотя и знала, чем это может кончиться.
– Повторяю: всё это гнусная ложь! Если хотите знать, я предложила ей туда пойти, и мы вместе были там, – объявила Юдифь.
– Почему же тебя не исключили из института? Уж не состоишь ли ты вместе с Звонарёвой в тайной полиции?
– Ложь! Ложь! Всё это ложь! – повторяла, всё больше ожесточаясь, Юдифь. – Я знаю, кто хочет опорочить Звонарёву! А вы, как слепые кроты, поддаётесь сплетням.
Заметив вдруг Варю, Юдифь бросилась к ней, взяла её под руку и увела в сторону.
– Здравствуйте, милая Варя! Вы только подумайте, какая грязная клевета!
Заикаясь и тяжело дыша от волнения, она сообщила о том, что всех задержанных в университете студенток приказано исключить из института. Очевидно, кто-то видел, как полицейские пропустили Звонарёву, а затем по просьбе её мужа и Блюмфельд. Это дало повод обвинить Варю в связи с полицией и в провокационных действиях по заданию полиции.
– Так что я оказалась одновременно и провокатором и штрейкбрехером! – горько усмехнулась Варя. – Не много ли для одного человека сразу?
– Пойдёмте в анатомичку, – предложила Юдифь.
– Но кто мог такую клевету распустить обо мне? – кипя негодованием, промолвила Варя. – Кому это нужно?
– Поверьте мне, что это дело Лоринговен и Упорниковой, – подсказала Юдифь.
– Да, пожалуй! – согласилась с ней Варя. – От них можно ожидать вещей и похуже!
Вместе с Блюмфельд Варя направилась к анатомичке. В коридоре к ним присоединилось ещё несколько человек. У двери анатомички по-прежнему стояло два «цербера»: городовой и институтский служитель. Звонарёву они пропустили беспрепятственно, остальных начали проверять по спискам.
В пустой анатомичке между столов прохаживался профессор Горемыкин. Он нервно пощипывал свою редкую бородку и хмуро поглядывал по сторонам. Увидев Варю, он проговорил назидательным тоном:
– Следовало бы аккуратнее являться на занятия, госпожа Звонарёва.
– Этот упрёк в большей мере может относиться к вам, профессор, чем ко мне, – сдержанно ответила Варя и указала на инструментарий, разложенный на её столе. – Как видите, я уже была здесь и успела кое-что сделать, в то время как вас, к сожалению, здесь не было.
– Прошу извинения, но одновременно не могу не сказать, что замечания по адресу профессоров не входят в круг взаимоотношений студентов и профессоров, – напомнил Горемыкин.
В это время вошли Блюмфельд и другие студентки. Анатомичка быстро заполнилась.
– Похоже на то, что вы, госпожа Звонарёва, образумили наших барышень, увлекающихся пустым краснобайством, – заметил профессор, снова остановившись у стола Вари.
– Нет, это сделала не я, а коллега Блюмфельд, – сказала Варя.
– Вот как! – с деланным удивлением воскликнул профессор и, бросив беглый взгляд в сторону Юдифи, снова обернулся к Варе: – Я слышал, что именно вы, коллега Звонарёва, были инициатором сходки в университете. Эта сходка как нельзя лучше помогла нам очистить институт от нежелательных в политическом отношении элементов. Надеюсь, что руководство института сумеет по достоинству оценить вашу столь ценную в политическом отношении инициативу.
– Ах, профессор, как это несолидно для вас – повторять глупые сплетни, – громко промолвила Варя. – Я не провокатор, никогда им не была и не буду. Слушая вас, я ещё раз убеждаюсь, насколько нужна высшим учебным заведениям академическая автономия. Что же касается сегодняшней «забастовки», то я опять-таки никакого отношения к ней не имею, хотя твёрдо уверена, что она вскоре повторится более организованно.
– Ваши высказывания, госпожа Звонарёва, заслуживают самого пристального внимания, – многозначительно улыбнулся Горемыкин и отошёл от неё.
После перерыва Варю вызвали к директору института.
– К сожалению, госпожа Звонарёва, мне снова приходится разговаривать с вами на неприятную тему, – сумрачно сказал ей профессор Вениаминов. – Опять политика… Опять резкие выражения… Не забывайте, что наше учебное заведение – не политическая трибуна. В последний раз предупреждаю вас, если вы не прекратите вредной агитации, не перестанете вовлекать студентов в такие сборища, как, например, сходка в университете, я буду вынужден, несмотря на все ваши личные заслуги, уволить вас из института без права где-либо продолжать образование.