Семиярусная гора

Это как раз было время, когда немецкие войска стали наводнять Францию. В день, когда я сходил с корабля в Нью-Йорке, они совершили первый мощный прорыв через французскую границу, и стало ясно, что неуязвимая защита линии Мажино – это миф. На деле все оказалось вопросом нескольких дней, и свирепые бронедивизии нацистов, хлынув в пробитые для них люфтваффе бреши, прорвали деморализованную французскую армию и заключили беззащитный народ в стальные объятия-. В две недели они взяли Париж, вскоре были на Луаре, и наконец газеты запестрели мутными телеграфными фотографиями глухого изолированного вагона-ресторана в Компьенском парке, где Гитлер заставил французов съесть договор о перемирии 1918 года.

Так что, если бы свидетельство о венчании отца с матерью в церкви Св. Анны в лондонском Сохо не пришло в этом году, оно могло не прийти никогда. Не знаю, сохранились ли архивные записи прихода Св. Анны после блицкрига, который вскоре обрушился на огромный темный город, полный грехов и тайн, в чьи туманы я некогда вступил с такой самонадеянностью.

Казалось бы, все ясно. Пройдет месяц, за ним другой, и я в городке Патерсон, штат Нью-Джерси, пойду с чемоданчиком по какой-нибудь серой невзрачной улочке к маленькому кирпичному монастырю, который мне никак не удавалось мысленно увидеть. Но серость городка останется за дверьми монастыря, ведь я знаю, хотя и не имею особых иллюзий насчет новициата в Сант-Антонио, что внутри него меня ждет мир. Так начнется мой затвор, через месяц или около того я надену коричневую рясу, подпояшусь белой веревкой, в сандалиях, с бритой головой, в молчании пойду к непритязательной часовне. Но здесь у меня будет Бог, я буду обладать Им и принадлежать Ему.

А пока я собирался отправиться на Север штата. Мне пришла в голову отличная мысль – присоединиться к Лэксу, Райсу, Герди, Гибни и рыжеволосому южанину Джиму Найту и пожить с ними в коттедже на холме над Олеаном. Но по пути я должен заехать в Итаку и повидаться в Корнелле с братом.

Кто знает, быть может это последняя возможность увидеться с ним до поступления в монастырь.

Предполагалось, что в этом году он закончит Корнелл, но что-то пошло не так, и в конце концов он не участвовал в выпускных торжествах. Растерянное, сбитое с толку, потухшее выражение лица, то, как он морщил лоб, безостановочно расхаживая вперед и назад, громкий безрадостный смех рассказали мне главное о его университетской карьере. Я узнал все симптомы той же духовной пустоты, которая следовала за мной по пятам от Кембриджа до Колумбии.

У него был большой подержанный «бьюик», и весь день он разъезжал из конца в конец кампуса под тяжело нависающими ветвями старых деревьев. Жизнь состояла в постоянных бездумных странствиях между колледжем и городком ниже в долине, из класса – в Виллард Страйт Холл, где они с однокурсниками сидели, пили соду на солнце, глядя на раскинувшийся перед ними залитый светом пейзаж, яркий и многоцветный, словно картинка из «Нэшнэл Джиографик». Он перемещался от университетской библиотеки в свою комнату в городке, потом в кино, потом по всем этим забегаловкам, названия которых я не запомнил, да и едва ли когда-либо знал, где студенты Корнелла просиживали за столом в тусклом желтом полумраке, наполняя воздух гвалтом, сигаретным дымом и отвратительными остротами.

Я пробыл с ним в Итаке всего пару дней. Когда перед отъездом я встал рано утром, чтобы идти к мессе, он отправился со мной, стоя на коленях слушал службу и смотрел, как я иду к причастию. Он сказал, что разговаривал со священником, окормлявшим студентов-католиков, но я так и не понял, говорили они о вере или же капеллан просто интересовался полетами. Джон-Пол, как выяснилось, чуть не каждый день ездил на аэродром Итаки и учился водить самолет.

Мы позавтракали, и он отправился в кампус сдавать экзамен не то по истории Востока, не то по русской литературе, а я сел на автобус, который должен был отвезти меня в Эльмиру, откуда шел поезд до Олеана.

В коттедже жило полно народу, а это означало, что в кухне теперь громоздилось гораздо больше грязной посуды, оставшейся после рискованных трапез с подозрительным жареным мясом. Но как всегда все были заняты каким-нибудь делом, лес был тих, а солнечный свет как прежде ярко заливал перед нашим взорами напоенную воздухом долину и убегающие вдаль округлые холмы.

Вскоре из Нью-Йорка приехал Сеймур со своей женой Хелен, приехала Пегги Уэллс, чуть позже – Нэнси Флэгг, которая училась в Смит-колледже и которой Лэкс посвятил стихотворение, опубликованное в «Нью-Йоркере». Гибни и Сеймур забрались чуть не к вершинам тридцатифутовых деревьев и соорудили меж ветвей помост футов десяти длинной, а к одному из стволов пристроили лестницу. Она была такой высокой, что Лэкс не рискнул подняться.