Семиярусная гора

– Три года, отец.

Он не выглядел обеспокоенным. Сказал только, что ему понравилось, как я рассказал все, что следовало рассказать, и он обсудит это с отцом настоятелем. Вот и всё.

Я еще ждал, что меня призовут на перекрестный допрос к приору, но этого не произошло. Мы с толстяком из Буффало терли полы еще пару дней, ходили в церковь, стояли на коленях у скамьи перед алтарем св. Иосифа, пока монахи пели службу, потом возвращались в Гостевой дом и съедали свои яичницу, сыр и молоко. За ужином, который брат Фабиан назвал «последняя еда», он незаметно сунул нам по шоколадке «Нестле», и затем шепнул мне на ухо:

– Том, боюсь, ты очень расстроишься, когда вечером в рефектории увидишь, что у тебя на столе…

Вечером? Сегодня праздник св. Люсии[498] и суббота. Я вернулся в комнату, откусил шоколад и стал переписывать стихотворение, которое только что написал в качестве прощального слова Бобу Лэксу и Марку Ван Дорену. Вошедший в комнату отец Иоаким засмеялся, скрыв лицо руками, когда я сказал ему, чем занимаюсь.

– Стихотворение? – переспросил он и бросился вон из комнаты.

Он зашел позвать меня натирать полы, так что вскоре мы с толстяком из Буффало опять ползали на коленках в холле, но не очень долго. Отец наставник поднялся по лестнице и сказал нам собрать вещи и следовать за ним.

Мы надели куртки, взяли свои сумки и отправились вниз, предоставив отцу Иоакиму в одиночестве заканчивать драить пол.

Звук наших шагов гулко отзывался в шахте лестницы. В самом низу, возле двери с надписью «Только Бог» стояли с полдюжины местных фермеров, держа шляпы в руках. Они ожидали исповеди. Этакая символическая анонимная делегация с прощальным приветом от лица светского общества. Проходя мимо одного из них – это был солидный благообразный пожилой мужчина с четырехдневной щетиной, я, поддавшись какому-то мелодраматическому порыву, склонился к нему и прошептал:

– Помолитесь обо мне.

Он серьезно кивнул в знак согласия, и дверь за нами закрылась, оставив у меня ощущение, что мой последний жест в качестве светского человека в миру весьма отдает прежним Томасом Мертоном, склонным рисоваться, что на одном континенте, что на другом.

Спустя минуту мы уже опустились на колени у письменного стола перед человеком, имевшим полную светскую и духовную власть над монастырем и людьми в нем. Священник, уже около пятидесяти лет траппист, он выглядел гораздо моложе своих лет, настолько он был полон жизни и энергии. Пятьдесят лет тяжелого труда за плечами, но они не только не изнурили его, но казалось, обострили и умножили его жизненные силы.

Дон Фредерик был едва виден из-за горы писем, документов, бумаг, громоздившихся перед ним на столе. Однако было ясно, что огромный объем работы не мог его потопить, и все у него под контролем. С тех пор как я живу в монастыре, у меня было много поводов удивляться, каким чудом ему удается удерживать все под контролем. Но ему удается.

Во всяком случае, в тот день он повернулся к нам так легко и непринужденно, словно у него не было других забот, кроме как дать первые наставления двум постулантам, оставляющим мир, чтобы стать траппистами.

– Каждый из вас, – сказал он, – сделает эту общину либо лучше, либо хуже. Все что вы будете делать, окажет влияние на других. Это может быть хорошее влияние или дурное. Все зависит от вас. А Господь наш никогда не оставит вас благодатью…

Я забыл, процитировал ли он отца Фабера. Преподобный отец любит цитировать отца Фабера, и было бы странно, если бы он не сделал этого в тот день. Но я не помню.

Мы поцеловали его кольцо, он благословил нас обоих и продолжил. На прощание он напутствовал нас пожеланием, чтобы мы были радостны, но не рассеивались, и имена Иисуса и Марии всегда были у нас на устах.

На другом конце длинного темного холла мы вошли в комнату, где три монаха сидели за пишущими машинками. Мы отдали свои авторучки, часы и мелочь казначею и подписали бумаги с обещанием, что, если покинем монастырь, то не будем требовать с монахов платы за потраченные часы физического труда.

Потом мы открыли дверь и вошли в монастырь.

Мне открылась часть монастыря, которую я никогда прежде не видел – длинное внутреннее крыло позади основного здания, где, собственно, живут монахи, и где они собираются в перерывах между послушаниями.

Она совсем не была такой холодной и официальной, как знакомая мне часть монастыря. Начать с того, что здесь было теплее. Я увидел таблички с объявлениями на стенах и ощутил теплый хлебный дух, распространяющийся от пекарни, которая находилась где-то поблизости. Мимо нас проходили монахи с сутанами в руках, готовые облачиться в них, когда колокол оповестит всех об окончании работ. Мы остановились у портновской мастерской, где с нас сняли мерки для облачений, затем через особую дверь прошли в помещения новициата.

Отец наставник показал нам, где расположена часовня новициата, и мы преклонили колени перед Святыми Дарами в простом помещении с белеными стенами. Я заметил статую моей любимой святой Жанны Д’Арк с одной стороны от двери, с другой, конечно, была Цветочек.