Сенешаль Ла-Рошели

Тубус был теплый, будто хранили его на теле. Внутри лежал свернутый рулоном лист плотной бумаги не самого лучшего качества. На такой ведут бухгалтерию купцы средней руки. К бумаге был приделана на льняном шнурке королевская печать. Значит, приказ не от коннетабля. Моя свита молча смотрела на рулон в моей руке, ожидая, когда разверну его и прочитаю. Для кого-то этот лист бумаги мог стать началом последнего пути. Я неспешно развернул приказ. Быстро пробежав глазами текст, перегруженный завитушками, я тряхнул головой и перечитал еще раз, медленнее и спокойнее. Закончив читать, саркастично гмыкнул.

— На войну идем? — спросил Хайнриц Дермонд, которому по статусу разрешалось задавать мне вопросы.

— Не совсем, — ответил я. — Прими мои поздравления! В награду за военные заслуги ты теперь бальи Ла-Рошели!

— Да не хочу я с бумагами возиться! Я ни считать, ни писать-читать толком не умею! — сразу отказался рыцарь, решив, что его назначают вместо Жана Шодерона.

— Ты будешь военным бальи, сенешалем, вместо меня, — успокоил его.

— А ты кем? — спросил Хайнриц Дермонд, смутившись, будто это он пристроил мне подляну.

— Свободным человеком, избавленным от ненужных хлопот, — ответил я, не сильно погрешив от истины.

Эта должность давала мне пятьсот ливров в год, которые в последнее время задерживали на несколько месяцев, и примерно на такую же сумму взятки или, как их называли, подарки. За это я должен был по первому зову отправляться в поход, причем в последний раз за свой счет. Получив этот приказ, я вдруг понял, что он был в последнее время моей мечтой. Уйти с королевской должности по собственному желанию можно, но не желательно. Короли меньше обижаются, когда им не дают, чем когда у них не берут.

— За что тебя так?! — с искренним огорчением, но позабыв о субординации, задал вопрос Мишель де Велькур.

— Официально — за то, что имею земли в бальяже, — ответил я.

По королевскому ордонансу бальи не разрешалось иметь земельную собственность в своем бальяже. Таким способом боролись со злоупотреблениями. Но строгость королевских ордонансов, как обычно, смягчалась необязательностью их выполнения. О том, что я владею сеньорией в Ла-Рошели, знали еще при покойном короле. Тогда я был нужен Бертрану дю Геклену, а следовательно, и Карлу Пятому, поэтому про королевский ордонанс забыли. Теперь стал не нужен — сразу вспомнили.

— Оливье де Клиссон убил сразу двух зайцев: насолил мне и наградил по приказу короля рыцаря, отличившегося в последнем походе, — сделал я вывод и, обращаясь к Хайнрицу Дермонду, добавил: — Давай не дадим ему возможность убить третьего зайца — поссорить нас с тобой.

— Я не буду с тобой ссориться! — заверил бывший мой заместитель, а теперь сенешаль Ла-Рошели.

Будешь, если прикажут, куда ты денешься! Хорошо, если сам не проявишь инициативу.

Сразу по возвращению в город я сделал то, что давно собирался, — погасил из налогов все долги королевства передо мной. Теперь ни я им, ни они мне ничего не должны.

43

В конце зимы пришло письмо от тестя. Герцог Бурбонский приглашал, как только кончится весенняя распутица, приехать к нему и помочь справиться с тюшенами. Я понял, что тюшены — это предлог. Людовику Бурбонскому надо было с глазу на глаз перетереть кое-какие вопросы. Скорее всего, мою отставку. Я — его родственник. Понижение моего статуса нельзя оставить без внимания, иначе вскоре то же самое проделают и с ним самим, а тесть сейчас член регентского совета при несовершеннолетнем короле. Заодно я решил отвезти к нему старшего сына Людовика. Пришло ему время становиться пажом, а лучшего места, чем служить у влиятельного деда, приближенного к королю, не придумаешь. Я договорился с ларошельскими купцами, что в первый рейс их поведет Ламбер де Грэ, которому я запретил заниматься пиратством, приказал тупо ждать на рейде, пока купцы не закончат свои дела. Что-то мне подсказывало, что мои рыцари еще не освоили специфику морского разбоя и уже не освоят. Грабить на суше им привычнее.

С собой в Бурбо?н-л’Аршамбо взял полсотни арбалетчиков. Они почти все уволились с королевской службы. У меня парни зарабатывали намного больше, а рисковали меньше. Хайнрица Дермонда это не сильно расстроило. Он чисто по-рыцарски считал безродных никудышными бойцами, которых можно и нужно менять, как перчатки. Хотя в последнее время зарплату воинам гарнизонов начали задерживать, отбоя от желающих послужить королю не было. Война сейчас велась вяло. Многие бриганты остались без дела. Работать они уже не умели и не хотели. Война приучает к мысли, что можно разбогатеть, не шибко напрягаясь. Если, конечно, повезет.