Джон хотел узнать правду, но знал, что, спроси он напрямую, ответ получит такой же, как утром…
Джон злился на Шерлока. Злился за то, что тот не дал ему высказаться и, ловко найдя повод обидеться, исчез, оставив его на растерзание совести.
Как же хотелось закричать, обвинить друга во всех своих проблемах, высказаться, выругаться, потрясти за плечи (и, может быть, вытрясти из него, наконец, что-то человечное?). Переполнявшие Джона чувства никуда не уходили, и он не знал, что делать и как их прогнать.
Весь вечер он был сам не свой от странного волнения, стиснувшего грудь: ходил по квартире, убирал гостиную, мыл посуду (в общем, неосознанно делал все, чтобы находиться рядом с
В девять позвонила Гарриет, но Джон не ответил. Она оставила сообщение, но он удалил его, так и не прослушав. Он не хотел ни с кем разговаривать.
— Милый, у тебя нездоровый вид, — сказала миссис Хадсон, забирая из кухни мусорный пакет. — Ложись-ка ты спать.
Часы пробили десять. Джон, сидевший за столом перед нетронутой чашкой остывшего кофе, поднял рассеянный взгляд.
— Простите, что?
Миссис Хадсон чуть нахмурилась.
— Ты плохо выглядишь, дорогой. Эти газетчики тебя совсем замучили…
— Нет, я просто немного устал, — пробормотал Джон, коротко поглядев на закрытую дверь в конце коридора. От миссис Хадсон этот взгляд не укрылся.
— Вы что, повздорили? — с сочувствием поинтересовалась она.
Джон не хотел об этом говорить, и, чтобы избавить себя от необходимости отвечать, неопределенно пожал плечами и сделал большой глоток из чашки. Кофе был холодным и горьким.
Миссис Хадсон понимающе похлопала его по плечу.
— Шерлок действительно тебя ценит, Джон, что бы он там ни говорил.
Джон бессознательно кивнул, снова глотнул кофе и поморщился. На душе стало совсем паршиво.
Забрав мусорный пакет, женщина пожелала ему спокойной ночи и ушла, а Джон продолжал тупо смотреть на темную дверь.
Ближе к полуночи, приняв душ, Джон устало поднялся в свою комнату, потушил свет и лег в кровать. Он не мог ни о чем думать, и мысли его блуждали.
Он закрыл глаза, пытаясь заснуть, но это не помогло. Он задремал, но сон его был поверхностным и беспокойным. Он то и дело просыпался, но каждый раз в голове его был один только Шерлок.
В таком полубреду прошла пара часов, а потом Джон снова проснулся. В комнате стало жарко. Он вытащил одну ногу из-под одеяла и невидящим взглядом уставился в потолок; потом перевернулся на левый бок и принялся разглядывать в темноте очертания предметов.
Прошел еще час, и все это время Джон не переставал думать о Шерлоке. Что он делает? Спит? Проводит какой-нибудь эксперимент?..
Джон посмотрел в окно. Небо было темным, и на его фоне выделялась лишь белая луна, окутанная серой дымкой и клубами проплывавших перед ней быстрых ночных облаков. Когда он на секунду отвлекся и отвел взгляд, облака эти сгустились и полностью поглотили белый диск, раскрасив небо в ровный темно-серый цвет. И лишь взглянув на синие разводы, бежавшие по самой вершине неба, можно было понять, как быстро движутся облака и какой плотный туман опустился на город. Иногда туман рассеивался, и белый диск вновь зажигался в небе, а через пару мгновений вновь скрывался за плотной пеленой.
Джон провалялся так до четырех утра, слушая угнетающее тиканье часов и шум изредка проезжавших за окном машин. Когда он, наконец, уснул, ему приснились журналисты-убийцы в Синей лаборатории Ришетора и Сайфред Коллинз в клоунском наряде, который бормотал что-то про «Канзас-сити шафл». А еще Шерлок…
Джон очнулся, громко дыша. Часы на стене показывали без пятнадцати семь.