Тишина. Уже проходил первый шок, Фродо даже отважился поглядеть на ногу, на выкрученную ступню. Многого не увидел: немного крови с размазанной грязью. Попытался пошевелить ступней, потом только пальцами. И даже не почувствовал, что пытался.
Сейчас он начал размышлять на удивление четко. Куда-то делся сопровождавший с самого начала страх. Страх, существование которого коротышка осознал только лишь сейчас, когда тот исчез.
- Ну, приятель, на сей раз уже по-настоящему хреново, - буркнул Фродо вполголоса. Он сунул руку за пазуху, коснулся небольшого, плоского пакета. И оскалился в злорадной усмешке. А не будет вам перекуса, подумал. Разве что любите фарш…
Пятьсот граммов семтекса. Хорошего, еще чехословацкого, из старых запасов. Будет достаточно. Но еще не сейчас. Фродо вывернул голову, пробуя осмотреться. Стреляли издалека, с самой границы дальности, потому-то и такая низкая точность. А вот теперь подходят, осторожненько, а ну как мясцо еще живое. Вспотевшими пальцами низушок извлек из ленты снаряд для гранатомета. Щелкнул затвор. Фродо нацелился немного вслепую, приблизительно в том направлении, откуда стреляли. Он уже собрался было нажать на спусковой крючок, как быстренько глянул вдоль идущей вдоль шоссе дренажной канавы.
Метров двадцать, самое большее – двадцать пять… Коротышка приподнялся на локтях, передвинулся. Все нормально, пока что не болит, вот только крови все больше. Неожиданно он начал спешить; сорвал с шеи шарф, крепко затянул под коленом, подкручивая узел куском палки. Фродо понимал, что слишком сильно, что вскоре придется ослабить, но он уже не морочил этим голову. Он не думал, чтобы эта нога еще могла для чего-то пригодиться. Низушок вытащил остальные заряды, сложил их на коленях, чтобы не загрязнить песком и чтобы потом не было проблем с заряжанием. Какое-то время он делал глубокие вдохи, вглядываясь в серое небо, смахивал со лба пропитанные потом пряди волос. Затем изготовился и нажал на спусковой крючок.
Еще до того, как разорвалась первая граната, затвор щелкнул и выбросил на дно дренажного рва дымящуюся гильзу. Через мгновение – второй выстрел, чуточку влево, третий и четвертый. Хватит, чтобы прижать их, это же не солдаты, они не бросятся вперед, чтобы выйти из-под обстрела.
Фродо пополз с ужасной, как ему самому казалось, медлительностью, волоса за собой раненную ногу, словно бесчувственное бревно. Из леса донесся бешеный вой, загремела беспорядочная пальба. Курва мать, подумал низушок, не менее двух "калашей".
Карабин, который Фродо тащил за ремень, ужасно мешал. Тем не менее, тряпичную лямку он не пустил, зная, что оружие пригодится, если даже не для стрельбы, то как палка, на которую можно будет опираться.
К треску "калашниковых" прибавился более глубокий, более громкий звук. Гладкоствол…
Так что, это уже здесь? Сломанный ствол березы, Фродо надеялся на то, что запомнил правильно. Пот заливал глаза, когда в последнем усилии он бросился вверх, на край канавы, пытаясь встать. Здоровая нога тоже подламывалась, словно бы ее поразила беспомощность второй. Смешивая ругательства со слезами ярости, Фродо, с усилием, от которого потемнело в глазах, привстал на одно колено. Затем поднялся во весь рост, подпираясь "абаканом". По крайней мере, правильно попал, билось у низушка в голове, когда он увидел перед собой огромную шину, а над ней – зеленый, почти что черный в сером свете борт с белой надписью "
Три подскока вдоль борта. Очередь пошла высоко, срезая ветки оставшихся в живых сосен; следующая очередь – уже ниже. Третья пойдет уже совсем низко, подумал коротышка, сражаясь с ручкой. А та не поддавалась. Откуда-то помнилось, что в американских машинах любой люк можно открыть вручную, даже если он весит несколько сотен килограммов; для этого служат вспомогательные пружины. Или поворотные валики? Вот только, на кой ляд пружины, если рукоятку нельзя сдвинуть?
Фродо бросил карабин на асфальт и, балансируя на одной ноге, двумя руками пытался провернуть рукоять. Когда третья очередь зазвенела по броне, высекая искры, он, со всей силой отчаяния, рванул еще раз. Рукоятка сдвинулась. Фродо начал тянуть, чтобы преодолеть сопротивление засохшего пластикового уплотнения. От усилия снова потемнело в глазах, дергающая боль раненной щиколотки никак не помогала. Он едва отметил, как пуля высекает искры на броне у самой головы, а когда внимание обратил, отозвалась больт в щеке, ошпаренной осколком фрагментирующего стержня.
Неожиданно что-то его толкнуло, а когда падал на землю, до него дошло, что это как раз те самые пружины, которые должны были помочь открыть тяжелый, покрытый слоистой броней люк.