Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

– Руслан, но это только предположения. Вот на суде…

– Да к черту суд! Тарас хочет задавить меня раньше. Он и так не собирается доводить дело до суда, а теперь и подавно надо отправить меня в психушку, чтоб Аранович не копал под него. Ему важно выйти сухим из воды. Он ведь убил, а валит на меня потому, что Аля ушла ко мне…

Она какое-то время молча смотрела на меня. Потом произнесла тихо.

– Даже у Беленького нет возможности сейчас отвести вашу кандидатуру. Дело возбуждено по факту убийства, вы единственный подозреваемый, просто так вас ни прокурор, ни судья не отпустят. Суд будет.

– Вы не понимаете. Тарас…

– Руслан, послушайте меня внимательно, – и по новой. Я столь откровенно пропускал ее слова мимо ушей, что Гафарова сдалась. Извинившись, сказала, что должна сегодня же поговорить со следователем, разобраться, напомнить, что все дальнейшие между мной и Тарасом переговоры будут идти только в ее присутствии и с ее согласия. Заодно, она сможет понять, есть ли что действительно серьезное у следствия против меня, или это впрямь блажь Беленького. Я вздохнул с некоторым облегчением, хоть начинала понимать происходящее. Проводил в прихожую.

Она стала надевать туфли, нагнулась, поднимая. Натянувшаяся юбка позволила резинке трусиков прочертить след на упругой попке. И тут шибануло: мне захотелось немедля взять ее. Прямо здесь. Вот так подойти сзади, прижать, стащить трусики и…. Назакат распрямилось, наваждение спало тотчас. Пожала руку, прощаясь. В лицо ударила волна кокосового аромата. Ведь, наверное, не будет против, я же ее клиент. Да еще и поймет, что к чему. И мне легче будет, не так страшно. И ей.

Дверь бухнула, отрезая объект, но не мысли. Я долго стоял, в прихожей, пытаясь придти в себя, не получалось, пошел в ванную, под душ. Мысли, только мысли. В жизни никогда подобного не случалось. С Наташей были долгие прелюдии, поцелуи и ласки, я сам так захотел, так устроил, в противовес прежнему ее любовнику, думавшему только о себе, я всегда старался для нее. Потом уже выполнял долг. Так нам обоим было проще. И ей действительно нравилось, я чувствовал это. Иначе не смог бы. С Алей… Аля непростая. Начинала всегда сама, я вначале убедился, что мои поползновения пропадают втуне. Ласкала умело и ловко, потихоньку доводя до развязки, если я не думал о ней, ни о чем не думал. Аля хотела, чтоб не думал, все равно не всегда получалось. А ей казалось, я боюсь, или вовсе не хочу этого. Два раза спрашивала напрямую, но я был тверд в ответах, обнимал и целовал, стараясь убедить, она убеждалась. Кажется, не до конца. Теперь думается, не убедилась вовсе. Пыталась, но потом отказалась, почему? Или потому только, что я, с самого начала, назвал ее старшей сестрой, а она боялась даже мысли, о чем-то подобном. Это странно, это непостижимо, но видимо, это и послужило причиной недопонимания, которое она, мы, не смогли преодолеть. Или преодолели незаметно? Нет, что обманываться, понятно, сколько она старалась ради меня, сколько… я поначалу думал, что она не только бесплодна, но и бесчувственна.

Аборт! – ввинтилось в мысли. Из-за Тараса. Снова он, снова и снова! Я сжался а через мгновение зазвенел звонок.

Наташа принесла немного своей кулинарии. Я не заметил, что уже время подбиралось к шести, а она отпросилась с работы, снова. Спазм, вызванный воспоминанием о Назакат еще не прошел, я прижался к пришедшей, крепко обнял. Руки скользнули под куртку. Она ткнулась в плечо, выжидая. Начал целовать шею, схватился за ремень брюк.

Не знаю, что заставило прекратить. Воспоминания. давние или недавние – какая-то вспышка, поразившая сознание болезненным страхом. Я замер и затих, Наташа еще раз ткнулась, поцеловала и отступила. Может, нам обоим будет лучше, если не здесь и не сейчас? Еще страшило возвращение прежнего разочарования – или я им заговаривал себе зубы? Уже неясно.

Наташа прошла в кухню, принялась выкладывать завернутые в целлофан и фольгу продукты. Извинилась, что не посидит, ребенка надо к школе готовить, закупаться, ведь на следующей неделе уже, что там осталось. Она говорила быстро, перебивая саму себя. Выложила все, обняла, порывисто прижалась, чуть помедлила, ожидая, и отскочила. Я побрел за ней. Сердце глухо стучало, кровь пульсировала в висках. Хотелось говорить, но слова не шли.

Заметив стоявшую у углу маленькую серую сумочку, спохватилась, мне показалось, наигранно. Я подумал тут же, может, останется. Сердце стукнуло, я задышал чаще. Как болезнь какая.

– Сегодня в крематорий заходила, еще позавчера звонили. Принесла прах, пусть он у тебя побудет, пока надгробие не сделали, ведь вы….

Как разрядом прошибло. Вялотекущая страсть сменилась липким, паническим ужасом.

– Нет! Не открывай! Слышишь, не вздумай! – я заорал так, что посуда в кухне задребезжала. – Вынеси его, нет, лучше забери, забери, слышишь, только, чтоб его здесь не было, ни в коем случае.