Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

Ее слова. Наташа конечно, заругалась, потом мне попало, что не остановил, дерзить она умеет, совсем от рук отбилась. Что хочет, то и говорит. Совсем как сестра. Да, так и сказала, я помню, как Наташа куснула губы, и замолчала резко, я, незнакомый еще с Алей, стал выспрашивать подробности. Конечно, ничего она не сказала, боясь все испортить. Но я ведь все равно встретился с ней. Главное, после того, как расстался с Наташей, это для любой женщины, принципиально: не бросили, сам ушел в никуда. А другая пришла на пепелище. И пусть делает, что хочет.

Если бы обращал больше внимания на Яну: настаивал, убеждал ее в своем участии, наверное, был бы прок. Поняла и признала за мной это право. Тогда и с Наташей расставание не вышло таким. Или не вышло вовсе. Яна принципиальная, требует особого отношения, но я сразу испугался ее открытости, не принял. Мы так и остались, каждый в своем. По разные стороны от Наташи. Наверное, мы даже перетягивали ее, каждый на свой лад, наверное, она тоже ежедневно делала непростой выбор меж нами.

А ведь искренность мне нужна была. Ведь схватился за Алю как утопающий. Сейчас думается, схватился бы за любого. Может быть, даже за Наташу, вернись она ко мне. Может, было б еще хуже, но в тот момент мне до жути, до ужаса требовалась хоть чья-то поддержка. Потому всю свою жуть, весь ужас я и обрушил на того, кто даровал мне немного внимания. Или, как Аля, взяв всего меня. Но ведь она не умела брать частью. И отдать хотела все, что имелось.

Или что смогла. Или что оставалось на мою долю. Ведь Тарас все равно свое взял, я стукнул затылком по стене, слишком много он взял, чтоб так просто можно было его выкинуть из жизни и заместить. Еще раз стукнулся. Он же ткнул меня в аборт, после которого Аля стала бесплодна, ткнул в мою рану, умело ворочая в ней нож, как в тот день, когда я застал Алю, тихо стонущей в луже крови.

Захотелось немедленно позвонить и спросить, что же случилось тогда, когда случилось, почему, – но и так понимал ответ. Из-за этого и ушла. И меня старалась не втягивать.

Набрал номер, хорошо сообразил тут же сбросить и подойти к городскому. И там сбросил, не решившись спросить.

Или она не хотела детей, потому, что видела меня насквозь, мои неловкие попытки объясниться в своей любви к ним, к тому, чего не было во мне никогда. Узнав о бесплодии, изображал уверенность, убедившись, что Аля не возьмет приемыша. Не дарует никому половину любви.

Или ей смешно смотреть на меня, пыжащегося доказать значимость? А все равно меня ей было мало, она завела себе еще и Якова, на случай желания, не могущего воплотиться в жизнь. Видела, как мямлил, терся подле, желая обладать хоть частью, и способный дать лишь часть, вроде всего себя, но все равно часть, остальное оставалось, даже для владельца, под нераспечатанным спудом. Смеялась этой тщете потуг разрушить пудовые замки. Радовалась наивности. Как хозяйка ручного зверюшки.

Выпил три таблетки, разом провалился. Проснулся на изломе ночи, от того, что пытаюсь уговорить Алю не сердиться на меня за последние мысли. Она и не сердилась, ерошила волосы, улыбалась, не говоря ни слова. А потом пропала.

Я вскочил, огляделся. Вскрикнул от ужаса, пронявшего до костей. Все же сумела как-то проникнуть сюда, в мою цитадель, твердыню, мой замок, – что теперь, что сделает? Включил свет, обшарил все углы, проверил баррикаду у двери. Разобрал, вышел в коридор, оставаясь в круге света, пытаясь разглядеть мрак. Тихо, очень тихо. Вернулся, восстановил баррикаду, стал уговаривать себя одуматься. Ведь ее нет здесь, она далеко, очень. Вспомнил Наташу, надо позвонить, удостовериться, насколько Аля далеко. Нет, еще рано, слишком, надо ждать.

Как-то промаялся до шести. Больше сил не хватило, позвонил на мобильный. Ответила.

– Где прах?

– Руслан, что с тобой? Тебе нехорошо?

– Да, очень. Где прах, просто скажи, где прах, и все, – я глотал слова, наверное, она не понимала, я повторял пока она не начала отвечать

– Не переживай. Я отдала его маме. Похороны…

– Они на даче сейчас?

– Да.

– И прах там?

– Да, похороны…

– Спасибо.

Отключился. Пусть отдыхает. Мне тоже надо. Хоть чуть полегчало.

Выпил еще таблеток. Сперва три, потом еще четыре. Нет, не берет. В инструкции, строки прыгали перед глазами, уставший разум отказывался понимать слова, написано, для ухудшения состояния нужно выпить пачек десять. Тогда может стошнить. Чертова врачиха, неужели нельзя было дать что-то посущественней. Ведь Наташа записала. Или нет? Или что там она говорила своей знакомой?

Провалялся до восьми, встал. Выходить все еще страшно, да что за снотворное такое, не успокаивает ни на минуту, а седативное я опустошил еще вчера. Голова не работала, я едва соображал, что делаю. А что я делаю, – зачем-то пошел к двери, открыл, огляделся и запер. Потом занялся поисками мобильного. А вот, на окне. Едва подошел, позвонил Аранович. Черт, надо отключать, чтоб не тревожили охапками дурных вестей. Все отключать.