Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

– Наконец-то начали выяснять, – в ответ блеск черных глаз.

– Не то, что вы думаете. Она чистая, не могла со мной быть. Сперва совсем встречаться не хотела, Бедеш кузина мне, нельзя вместе. Встречались, все равно. Потом… понял, еще чуть и поддастся, и мы вместе – да может, в Бишкек сбежим, еще куда, в Казахстан, куда угодно, где одни и счастливы. Когда денег нет, все равно. Родители были б рады. Мы бедные, они бедные. У Бедеш еще две сестры, – он хмыкнул. – На всех калыма не хватит.

– Ты сам-то чем в Тунте занимался? – он потряс головой.

– По мелочи. У отца на пекарне, у дяди на кирпичном заводе. Где что выпадало. Ее сватали за Замира, старшего из Ариповых. Он на чулочной фабрике работал, дизайнер, большая должность в двадцать семь, она на самой фабрике, на станках. Замир в Оше все время пропадал. Сватались без него, просил жену хорошую, покладистую, такую и нашли. Бедеш, она… очень хорошая, – он вздрогнул. Замолчал. Недолго, словам нужен был выход. – С Замиром повстречалась после сватов, сказала, откажется. Не сможет жить. С ним, без меня. И… а потом Надира сказала, порченая девка у вас. Порченая.

– Кто такая?

– Повитуха Ариповых. Старая карга! Ей бы подгадить только. Ей бы… хотя как не поверить, ее работа. Перед свадьбой.

– Значит, дату назначили. А как же…

– Сказала, откажется, – мотнул головой. – Боялась. А как Надира сказала…. Всё. Обе семьи опозорила. Отец слег, а она… бежала. Сюда, к родичам. Если бы вернули сразу, может, простили бы, а ведь не вернули. Она порченая, нельзя ей больше. Не Замиру же мстить и не братьям его. Мне.

Я коротко вытер лицо ладонью.

– А кто должен мстить? – он не ответил.

– В меня пальцами весь Тунт тыкал. Смеялись над Замиром, шептались за спиной, издевались над родителями, ее, моими. Меня же все с ней видели, скрывайся не скрывайся. Я на фабрику ходил, перед свадьбой. Бежать хотели… – остановился на миг и тут же. – Я и должен. Все равно не возвращаться.

– Изгнали?

– Теперь нет, – выдохнул. – Неважно.

– Здесь ты ее быстро нашел?

– Не искал. Знал, куда может поехать, свои же. И она знала. Я думал, – снова молчание. Снова прервалось стремительно. – Мы вместе станем жить. Не получилось. И уйти вместе не получилось. Никуда не получилось.

– Так ты поэтому…. А сам что? Потом?

– Потом не дали, – он дернул головой. – А после…. Испугался себя следом за ней. Вот и делайте, что хотите. Ее-то убил, а сам, сам, – руки у молодого человека дрожали, сжавшись в кулаки, будто снова держал в них нож. Оперативники говорили, как раз двумя руками и всаживал, первый раз такое видели. Бедеш пыталась цепляться за лезвие, за руки, кричала что-то, но куда ей. Я спрашивал, что же она кричала, парни так толком и не сказали. Один считал, на родном, другой, помощь звала. Да и некогда разбирать, когда убивают. Я еще спросил тогда, а сам Нариман хорошо русским владеет? Спросил и теперь. Молодой человек усмехнулся странно:

– Считайте, родной. Я киргизский хуже понимаю. Так воспитали, да что я, президент наша и та…. Так нам общаться проще, в каждой деревне свои говоры. А еще наций много, – он торопился все прояснить, высказать, с той же решимостью, что прежде обвинял себя, выплескивая подробности смерти, так и теперь, будто от гнета освободившись, спешил рассказать, что знал. Или избыть поскорее сказанное. Когда немного пришел в себя, я спросил, как он жил в Москве весь год.

– Поначалу плохо. Знаете, с нас три шкуры дерут.

– Знаю. Потому и хочу понять, как ты через два месяца не оказался в поезде Москва – Бишкек, – Нариман слабо улыбнулся.

– Мне сказали в кафе, будешь полы тереть, а для ФМС мы тридцать тысяч положим, из твоих, за два месяца расплатишься, а тогда свою пятнашку и будешь получать, – голос разом сел, будто не за себя говорил. – Тридцать тысяч, я слышал, стандартная взятка за нового мигранта. И слышал, что через два месяца всех выкидывают, ну миграционная, чтоб не возиться. А меня хозяин заприметил, – он чему-то улыбнулся. – Не то хорошо полы тер, а еще и по кухне помогал. Кухня восточная, а набрали…. Не знают, что плов руками едят. Они может и восточные, но городские, а мы дикие, мы-то хорошо это знаем.

Взял на заметку поговорить с хозяином кафе. Интересная история с пловом. Сам не знал, как есть надо. И надо осмотреть каморку Наримана, странно, что опера туда не полезли; или не посчитали нужным, когда все улики и так налицо?

Смотрю в лицо молодого человека, а думаю о другом. Вернее, другой. Что-то не стыкуется в его словах, да, звучат убедительно, но… много их, что ли. Слишком быстры, просты, мотивы запутаны, для меня, по крайней мере, а вот слова…. Не складываются они в моей голове. Не то мировоззрение разное, не то… хотелось бы верить, что дело в только в разнице культур.