На улице тоже дождь, не такой сильный, как тогда. За зонтиком возвращаться не стал. Родственники, получив деньги, отбыли сразу, после похорон, растворились в России. Да и о чем с ними говорить? Надя никогда не поминала своих родных, ни добрым словом, ни дурным, будто и нет никого, – а может так оно и было. Ведь, у него тоже и есть семья, и как нет. Сам хорош, сколько ни прожил здесь, а так и не вспомнил о дяде Матвее, покуда письмо не пришло. Что же так?
После препирательств на складе, поехал обратно, уже лило вовсю и плащ не спасал. Начальник, поморщившись, отпустил на час раньше, только всеобщих соплей не хватает, не дал обсохнуть немного.
Новый конверт он нашел у себя в комнате, прямо на письменном столе.
Страх полз над городом, сырой, холодный, пробирающий до мозга костей. Он переехал на старую квартиру, счастье, хозяин никому не сдал ее, коротал дни в тревожном ожидании звонка. Не замечал ничего вокруг. О первом взрыве, в Буйнакске, он узнал краем сознания, тогда еще неразлучно существовал с Пумкой. Прослушал, как наверное, большинство, ведь, далеко на юге ухнуло, да еще, в военном городке. Второй взрыв случился на следующий день после ссоры, уже здесь, на улице Гурьянова. Он начал вызванивать Пумку, вот только та не желала по-прежнему поднимать трубку. У телефона Нади имелся определитель номера, потому знала, кто и откуда, не подходила. Оставалось ждать. Пумка такая, только когда решится, ответит. Сутки ползли непамятные, сумрачные, похожие на застиранные полотна. А потом ухнуло снова. Там, где не мог даже помыслить.
После бессонной ночи, в дом пришла пустота. Залила, заполнила всего до краев, казалось, ничего не будет, нет, ошибся. Пустота не помешала страху, пролезшему в сознание, раствориться в ней, начать расти.
Город затаился, замер. Через три дня ждали третьего взрыва, неминуемого, здесь, там, где угодно, везде. Маясь до полуночи, времени первого теракта, и забываясь тревожным сном до пяти, времени теракта второго. И власти, и правоохранители, не надеясь на себя, призывали население к бдительности, проверке подвалов, складов, бойлерных, магазинов и ларьков в округе, ведь после первого же взрыва обозначился чеченский след, полевые командиры Ичкерии наперебой заявляли: будут мстить, затопят Россию кровью. Им верили, ведь они доставили тонны взрывчатки за тысячи километров, прятали и хранили в подвалах, развозили по местам на грузовиках. Никто не препятствовал. Только сами жильцы выявляли, звонили, предупреждали, искали и находили. И с каждой новой находкой ужасались еще больше. Ходили в ночное вокруг домов, проверяли пломбы и печати на дверях, перепроверяли самих себя. Он сам заразился, выходя с половиной дома на дежурство, дергая замки и выискивая следы взлома и мешки с взрывчаткой в подвалах и на чердаках.
Третий теракт, снова точно через трое суток ухнул, но уже в далеком Волгодонске. Немного отлегло. Но все равно: искали, проверяли, находили. Теперь по всей России. Через еще три дня – странное происшествие в Рязани, жилец дома заметил людей, заносивших в подвал мешки с сахаром. Милиционеры вытащили их из подвала – те самые, в которых по городам России развозился кухонный аммонал: экспресс-анализ подтвердил догадку. Однако в лаборатории ФСБ мешки назвали заполненными сахаром, а саму проверку, – учениями. Директор службы безопасности, выступая по телевизору, отчитывал подчиненных и радовался бдительности жильцов.
В начале октября очередной премьер, совсем недавно назначенный, начал мстить за свой и чужой страх, объявив войну Чечне. Григорий уехал из Москвы, не мог больше сидеть и ждать, проверять и перепроверять, страх сжирал его, страх и отчаяние, взболтанные но не смешавшиеся, того и другого поровну. Поначалу еще верилось, теплилась надежда на спасение Пумки, нет, не теплилась, даже надежда казалась холодной. Он замерз, ожидая. И только после того, как увидел руку, в нем что-то перевернулось. Придя домой, кричал в отчаянии, изорвал рубашку, потом затих, надолго. Больше двух недель выдержать не мог, отправился домой. Там можно забыться, хотя бы недолго не думать об ушедшей. Перебороть страх мегаполиса, влезший в подкорку.