Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

Вечером позвонили. Григорий встрепенулся, бросился открывать – нет, пришел хозяин. Прошел в кухню, оглядевшись, начал с самого важного. Входит в тяжелое материальное положение, согласен уменьшить на треть ежемесячный платеж. Оба выдохнули, пожали друг другу руки, но расходиться не стали. Вдруг прорезалось. Хозяин, усевшись возле окна, начал рассказывать о последней поездке в столицу. Григорий, вдруг полной грудью вздохнул. Втянувшись в беседу, начал поддакивать, потом сам говорил. Обсудили пожар на телебашне, ну да хоть по телевизору и так смотреть нечего, кроме как, Олимпиаду, но ведь, полмесяца как сгорела, а все не восстановят… как нарочно. Не представляете, какие там цены на видеоплееры, а пункты проката вовсе опустели. Все на ящик подсели, не то, что мы, дикари, он улыбнулся неожиданно. И начал показывать фотографии, сделанные грошовой «мыльницей» – то в районе Останкина, то в других местах, знакомых и нет. Говорил про машины, ужас сколько их стало, знакомый, что приютил его в столице, решил плюнуть на «Жигули» и пересесть в метро, выходило быстрее. Вспомнил, как бывшая настоятельно рекомендовала ехать расписываться в Измайлово, потом они в парке на каком-то мосту замок повесили, вот не проверил, как он. Да ведь десять лет прошло.

Странно, что он с такой охотой говорил обо всем; ведь прежде, встречался с жильцом только по делу, – всегда спешил, постоянно занят. Пейджер на поясе еще пиликал, поминутно напоминая о себе, сейчас, его нет.

Через час, может больше, хозяин стал прощаться. Неожиданно заговорил о превратностях жизни, вот, и вы и я одновременно в финансовом тупике, надо ж так. И как-то вдруг подхватился, будто сказал лишнее, заспешил по делам. Какое-то время Григорий стоял подле двери, вслушивался в шум лифта. Потом спохватился. Долго не решался, но потом начал писать ответ. В голове шумело, точно выпил. Слова никак не хотели подбираться, два листа извел прежде, чем выписал первое предложение – все ловил себя на желании задать побольше вопросов, узнать поточнее, проверить, вот главное, проверить.

«Солнце мое, я так рад, что ты вернулась. Где ты, что ты, рассказывай…». В голову упорно лез Егор с утренним звонком. Бред какой-то, зачем брату лезть в его дела, предлагать криминалиста. На чем он может нажиться? Пробовал же, не получилось.

«И что мне надо сделать для тебя. Все, что попросишь, только скажи. И как ты… хоть увидеть тебя, родная».

Хотел, чтоб Григорий торговал какими-то акциями на бирже, хорошо, Пумка воспротивилась, Егор уговорит кого хочет, – кроме нее, конечно. И так уже погорел, еще до кризиса…

«Скажи, мне можно тебя увидеть?». Лист положил на кухню, поближе к окну, сам не понимая, зачем это делает. Впрочем, Пумка приходит днем. Он не спросил, надо дописать, отчего так. Отчего все вообще так.

Ответ пришел вечером – самое длинное из писем.

«Гришик мой родненький, я сама не знаю, что это со мной и почему. Может, у всех так, может, у меня одной. Когда после взрыва очнулась, вокруг тьма, и только время тянется, я чувствую его, оно проходит насквозь, и делает больно. Только сейчас появились силы что-то сделать. Мне трудно объяснять, тяжело писать длинно, но я стараюсь. Это место, где я нахожусь, – оно как мыльный пузырь. Я плаваю в нем, и только днем он опускается ближе к земле. Я будто застряла тут. Хорошо, ты живешь высоко. Спасибо, что поверил мне, спасибо, что не боишься. Но если это второй шанс, мне хочется воспользоваться им, будь что будет. Завтра суббота, я постараюсь появиться. Кажется, у меня получится».

В этом вся Пумка. Не «надеюсь», а именно «кажется», если б не казалось, не написала. Сердце застучало, Григорий прошелся по комнате, вышел в коридор, к лифту. Между небом и землей, будто насмешка. Если б только увидеть, он зажмурился, вспоминая ее смоляные кудри, бездонно черные глаза, тонкие пальцы, тепло тела. Будто вчера расстались. Но совсем не так, как год назад, иначе. Она ушла, но постарается вернуться, хорошо бы завтра. Все равно какой, он будет ждать. Теперь это так просто.

Не заметил как ушел в сны, думал, увидит ее, нет, снилось что-то непамятное. Несколько раз вздрагивал, будто чувствовал прикосновение – или так оно и было? Нет, Пумка спускается днем, и только днем, значит… может быть… сердце стучало.

Он проснулся, выплыл из грезы. За окнами чуть потеплело, вчерашний дождь прекратился, небо развиднелось, сквозь дымку и редкие облачка проглядывало прохладное осеннее солнце. Сегодня. От этой мысли он разом проснулся, встряхнулся весь, вскочил на ноги.

На письменном столе лежал пустой лист бумаги. Значит, она смогла придти? Значит, он не зря ощущал ее присутствие? И ничего не написала, неужто не смогла? Она просила помощи, может, сегодняшней ночью Пумка нуждалась в ней особенно? Григорий подошел к окну, разглядывая, пытаясь найти хоть какой-то знак, хоть что-то. Развиднелось окончательно, солнечный луч упал на его лицо.

Телефон. Как всегда невовремя.