Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

В годах мужчина, заметно располневший, но не потерявший цепкость взора и хватки, крепко пожал руку, усадил в кресло напротив. Поинтересовался обстоятельствами, нет, только факты, никаких догадок – Григорий нервно пытался объяснить, что с ним происходит последние дни, и был тут же остановлен взмахом руки. Не надо, главное, понять: она или не она. У вас много присланного? – желательно хотя бы строк десять. Григорий молча протянул три письма, последнее осталось при нем. Графолог пристально вгляделся в письма, сперва надев очки, затем через лупу, попросил прежние, уточнил время написания, кивая головой, и пристально глядя уже на посетителя. После чего быстро набросал расписку, вынул квадратную печать, спохватился, достал круглую.

– Знаете, – улыбнулся он, – все время путаю. Недавно стал частником. Ваш задаток.

Смахнул со стола тысячу едва уловимым движением, протянул расписку и попросил придти через день, еще раз напомнив про гарантии. Григорий вышел, плохо соображая, куда ему брести в этом лабиринте, хорошо лестница рядом, так по ней и выбрался.

Ночь прошла тревожно, он часто просыпался, мучаясь неясными страхами, к которым примешивались еще и угрызения совести. Не надо ходить, не надо, стучало по подоконнику. Проснулся от шума ливня. Снова холодно, мокро, темно. Пумка не любила дождь, свет, побольше света, воздуха, пространства. Золотой осенью, в самом конце сентября они хотели поехать на Крит, на остров, омываемый Средиземным морем, купающийся в просторе, в теплом бризе с запахами соли и водорослей. Денег она отложила как раз на неделю с перелетом и житьем в приличной гостинице.

Он поднялся, медленно приходя в себя. И тут же грянул звонок.

– Привет, Гринь. Я без приглашения, если не вовремя, то совсем ненадолго. Проведать. Ты вчера так и не позвонил, вот я и подумала, может, случилось что.

Иногда, Ира бывает настойчивой, даже странно. Как тогда, по его бегству из Москвы: приняла к себе без разговоров, месяц, чуть больше, привечала. А потом отпустила, будто…

Дождь, поливавший ночью, сейчас ослаб, он помог снять куртку, провел гостью в кухню. На душе стало полегче, все вчерашнее вдруг показалось непостижимым сном, да что вчерашнее, вся последняя неделя прошла как в кошмаре и закончилась точкой – графологом и визитом Иры. Странно было б не ждать ее, после звонка.

Ира молчала, искоса бросая взгляды на Григория, будто вся решимость, с которой шла к нему, теперь осталась за порогом. Он спохватился, разлил чаю, Ира достала вчерашний пирог, грушевый, как он любит.

– Я соскучился по твоей стряпне, – неожиданно произнес он, заглядывая в глаза. Ира смущенно потупила взор.

– Я боялась, ты не откроешь.

– С чего так? Нет, даже не говори… я знаешь, у меня такое ощущение, будто что-то переменилось сегодня, – она улыбнулась.

– Наверное. Я рада, если так.

Помолчали. Ира накрыла его руку ладонью, подсела поближе. Глаза заблестели. Он медленно, точно во сне, притянул девушку к себе, обнял, прижался всем телом. Вдохнул запах волос, теплый, кокосового шампуня. Ему не нравился, но сейчас казался даже милым.

Ира отвечала неохотно.

– Не здесь, пожалуйста, – она не умела оказывать сопротивление. Слова, единственное, что оставалось.

– Почему, тут ведь никого.

– Тут слишком много всего, Гринь. Я соскучилась по тебе, но… давай не здесь. Я… – она замолчала, пристально разглядывая своего близкого и далекого. Григорий снова потянулся к ней.

Как-то им удалось избегнуть и долгих пауз и неловкостей, он целовал пальцы, шею, губы, потом немного успокоившись, согласился просто обнять и держал, несмотря на затекшие руки, не отрываясь. Хорошо и спокойно, давно так не случалось, очень давно. Кажется, за все эти четыре года впервые. Нет, может было вначале его возвращения, но не совсем так… впрочем, о чем он думает, зачем.

Говорили о чем-то. Смеялись, шутили. Слушали радио, наши на олимпиаде выступали вяло, вот и сегодня без «золота». Телевизор по-прежнему показывал один канал, не связанный с башней, но включать его не хотелось. Да и зачем – им хватало имеющегося.

День проскочил за час. За окном потемнело. По подоконнику забарабанили капли нового ливня, его не заметили, как не замечали ничего вокруг. Потом распогодилось, а к вечеру, когда Ира засобиралась, снова хмурая осень напомнила о себе. Григорий начал отговаривать, она качала головой. Не хотела говорить, но он понимал, что имеется в виду под словами «не одни». В первый раз он, играючи, прижал ее к двери соседней вечно закрытой комнаты, шутливо, непривычно даже для себя, начал угрожать, что запрет там и не выпустит, что все равно оставит у себя. Ира молчала, уже не находилось и слов. Наконец, не выдержала, поцеловала его, впилась в губы, прижалась.

Звонок. Как всегда невовремя.

– Григорий? Вечер добрый. Я по поводу записок дамы звоню, вам удобно говорить?

Как будто по голове ударили, а та оказалась колоколом, разнесшим мощь звона эхом по всему дому.

– Слушаю, – Ира еще прижималась, но не так уверенно. – Слушаю. Вы что-то быстро.