– Вы купили эту игрушку сыну, – нарушила молчание Алиса.
Он посмотрел на нее, его черные глаза пылали, как раскаленные угли. Алиса поняла, что ступила на минное поле.
– Так и есть, – сознался он, затягиваясь, – у меня растет сынишка. Захотелось сделать ему подарок. Что, нельзя?
Алиса устыдилась, ей стало неудобно, а желание продолжать этот разговор пропало. Тем не менее у нее вырвался вопрос:
– Как его зовут?
Гэбриэл сделал громче радио и покачал головой. Он не ждал этого неуместного вторжения в свои личные дела.
– По-моему, у нас и без этого полно проблем, Шефер…
Он погрустнел, поморгал и выдавил:
– Его зовут Тео. Ему шесть лет.
Алиса поняла по его интонации, что это болезненная тема. Они виновато понизила тон и примирительно молвила:
– Чудесная машинка! – Она указала пальцем на «Шелби». – Ему понравится.
Кейн бесцеремонно вырвал игрушку у нее из рук и выбросил в окно.
– Все это без толку. Все равно я с ним не вижусь.
– Нет, Гэбриэл!
Она схватилась за руль, чтобы заставить его остановиться. Он сердито затормозил, свернул на обочину и выскочил из машины.
Алиса смотрела в зеркало, как он удаляется. Они находились на узкой живописной дороге, петлявшей по долине. Гэбриэл уселся на скальный выступ, торчавший над откосом, и, докурив сигарету, сразу начал новую. Алиса тоже вышла из машины, подобрала игрушку и подошла к Гэбриэлу.
– Мне очень жаль, – сказала она, шагнув к нему.
– Не подходите к краю, это опасно.
– Раз это опасно для меня, значит, опасно и для вас.
Она наклонилась и увидела внизу озеро. В воде отражалась вся сказочная осенняя палитра.
– Почему вы не видитесь с ним чаще?
– Он живет с матерью в Лондоне. Это долгая история…
Она вытащила у него из пачки сигарету, долго пыталась прикурить на ветру, но потерпела неудачу. Он дал ей свою горящую сигарету и в самый неожиданный момент высказал то, что было у него на сердце:
– Я не всегда работал в ФБР. До экзаменов в Бюро я был обычным копом в Чикаго.
Он прищурился, погружаясь в воспоминания.
– Там я родился, там познакомился с женой: оба мы росли в Украинской Деревне, это квартал иммигрантов из Восточной Европы, довольно тихое местечко к северо-западу от Чикаго-Луп.
– Вы работали в убойном отделе?
– Да, причем в Южном округе, где сосредоточены самые горячие места города: Энглвуд, Нью-Сити…
Он выдохнул облако дыма и продолжил:
– Это грязные дыры, где орудуют банды, где властвуют страх и отчаяние, а полиция почти бессильна. Целые территории спасовали перед бандитами, корчащими из себя «Лица со шрамом» и сеющими ужас при помощи автоматных очередей…
В его памяти всплывало недалекое прошлое. Он предпочел бы ничего такого не вспоминать, но некоторые эпизоды было невозможно забыть.
– У вас никогда не было впечатления, что мы, копы, работаем ради мертвых? Если поразмыслить, то это перед ними мы отчитываемся. Это они не дают нам спать ночами, когда от нас ускользают их убийцы. Жена часто меня упрекала: «Люди, с которыми ты проводишь больше всего времени, – мертвецы. Ты никогда не занимаешь сторону живых». В сущности, она была не так уж не права…
Алиса перебила Гэбриэла, не дав ему закончить монолог:
– Неправда! Все наоборот: мы трудимся ради их родных, ради тех, кто их любил. Мы хотим, чтобы они могли их оплакать, хотим торжества справедливости, хотим, чтобы убийцы перестали убивать!
Он с сомнением покачал головой и продолжил развивать свою мысль:
– Однажды я решил
– Самых молодых?
– В основном тех, кого еще не погубили наркотики. Порой добровольцы без колебаний действовали на грани законности. Много раз я помогал им вытаскивать из ямы юных проституток, снабжал их фальшивыми документами, конфискованными у наркодилеров деньгами, билетами на поезд, чтобы они уехали на Западное побережье, адресом, по которому сдается угол или предлагается работа…
В глазах у Гэбриэла отражался лес, придавая его взгляду тревожное напряжение.
– Убежденный, что творю добро, я недооценивал противника. Отмахивался от предостережений и угроз. А напрасно: сутенеры и наркобароны не шутят, когда их пытаются лишить орудий труда.
Он продолжил свой рассказ, иногда ненадолго умолкая: