Сентрал-парк

– Он мой. Сирена и электрический разряд срабатывают автоматически при удалении более чем на двадцать пять метров от дистанционного пульта.

– GPS в моей подошве?

– С такими датчиками ходят все пациенты клиники. Так принято в американских клиниках, занимающихся людьми с нарушениями памяти.

– У вас тоже был «жучок»!

Я четко помню, как Гэбриэл выбросил свой ботинок в мусорный бак перед магазином одежды.

– Я сказал вам, что нашел «жучок», сами вы его не видели. Вы поверили мне на слово.

Он обходит автомобиль, открывает багажник и достает домкрат, чтобы заменить спущенное колесо. Я потрясена тем, как ловко меня одурачили.

– А как же вся эта история с Воном?

– Я искал способ заставить вас покинуть Нью-Йорк. – Он опускается на корточки, чтобы снять с пробитого колеса колпак. – Я узнал из вашей истории болезни, что вы пережили из-за Вона, и понимал, что, пустив вас по его следу, смогу заманить куда захочу.

Во мне вскипает злость. Так и подмывает накинуться на него и поколотить. Но еще сильнее была потребность обрести уверенность, все понять.

– Отпечатки на шприце, конечно, ваши? Вона нет в живых…

– Раз отец сказал вам, что Вон лежит на глубине шести футов под землей, то нет причин сомневаться в его словах. Я, разумеется, сохраню все в тайне. Обычно я не одобряю самосуд, но в данном случае его не в чем упрекнуть.

– А Сеймур?

– Криг позвонил ему и попросил нам помочь. Потом я сам ему звонил с просьбой вас дезинформировать и направить в клинику.

– Когда звонили? Мы все время были вместе!

Он смотрит на меня и качает головой, поджав губы.

– Нет, не все время, Алиса. В Чайнатауне я подождал, чтобы вы вышли на улицу, и одолжил у парня в ломбарде телефон для одного звонка. Позже, у скверика в «Адской кухне», вы сидели в машине, думая, что я звоню своему другу Кенни из телефона-автомата…

Отвинчивая держащие колесо болты, он продолжает рассказ:

– Когда я покупал билеты на вокзале, одна милая пожилая леди позволила мне сделать звонок с ее сотового. В Астории, пока вы принимали ванну, я успел воспользоваться телефоном в кальян-баре. Ну, и в дороге, помните, когда мы перекусывали у официантки с внешностью Барби, я оставил вас с ней на целых десять минут под предлогом покупки сигарет.

– Все эти десять минут вы болтали с Сеймуром?

– Он помог мне достоверно сыграть роль агента ФБР. Признаться, его собственные актерские способности превысили мои ожидания. Вся эта история с трупом на заброшенном сахарном заводе, куда он, конечно, не думал соваться, – его выдумка.

– Подлый лгун!

– Просто он в вас души не чает. Не каждому везет с таким верным другом.

Он подставляет под днище домкрат и крутит ручку, приподнимая машину на несколько сантиметров. Вижу, как он кривится от боли, и вспоминаю, как ударила его ножом; наверное, получилась довольно глубокая рана… Но сейчас мне не до сочувствия.

– А мой отец?

– А вот это была моя собственная головная боль. Я сомневался, что великий Ален Шефер согласится нам подыгрывать. К счастью, Сеймур успел стянуть у него телефон.

Все эти откровения сыплются на меня, как удары на боксера, зажатого в угол ринга. Но мне надо знать. Всё-всё.

– А апартаменты в Астории? Ваш друг Кенни Форрест?

– Никакого Кенни не существует. Я выдумал джазиста, потому что сам обожаю джаз. Ну, а апартаменты мои. Кстати, вы должны мне бутылку «Ла-Таш» 1999 года. Я берег этот шедевр виноградников «Романе-Конти» для особого случая.

Он уже привык смягчать юмором мое негодование. Как бы мне не слететь с катушек от его провокаций.

– Засуньте свою бутылку себе в… куда поместится! Почему вас не узнала хозяйка здания, миссис Чауч?

– По той простой причине, что я позвонил ей с вокзала и попросил меня не узнавать.

Он вывинчивает все болты, снимает пробитое колесо и продолжает объяснять:

– Агата, помощница Крига, побывала там за несколько минут до нас и спрятала все, что относилось ко мне: фотографии, папки с документами, счета… Плечо разболелось! Подкатите мне запасное колесо, пожалуйста!

– Как же мне хочется послать вас куда подальше! Теперь трепитесь про хижину в лесу.

Гэбриэл встает и проверяет повязку под одеждой. От усилий рана, наверное, снова кровоточит, но он сжимает зубы и сам катит к машине колесо.

– Это действительно жилище Калеба Данна. Я попросил Агату прибить к его двери те три фотографии из вашего бумажника.

– «Шелби», как я теперь понимаю, тоже ваш?

– Я выиграл его в покер, когда жил в Чикаго. – С этими словами психиатр выпрямляется и вытирает руки.

Для меня невыносимо его слушать. Я чувствую себя униженной, растоптанной. Нагло водя меня за нос, Гэбриэл отнял у меня последнее, что еще у меня оставалось: уверенность, что я хороший полицейский.

– Признаюсь, мне повезло, – оговаривается он. – Дважды вы чуть было меня не разоблачили. Первая опасность разоблачения возникла тогда, когда вы настояли, чтобы пойти вместе со мной в судебно-медицинскую лабораторию, чтобы сделать там анализ крови с вашей рубашки.

Я не уверена, что хорошо понимаю смысл его слов, и молчу, чтобы не сбивать его с мысли.