Сепар

Самые активные мамаши позвонили волонтёрам. Волонтёры привезли тёплые одеяла, детское питание, тушёнку, макароны, крупы, свечи, две огромных кастрюли и чугунную печку. Печку установили на границе парка и леса, в овражке. Кто-то помешивал варево. Кто-то собирал в лесу хворост. Кто-то подбрасывал хворост в печь. Кто-то сидел с детьми. Кто-то ехал в ближайший населённый пункт за хлебом. Жизнь закипела с новой силой. По утрам перед печкой, на которой грелась кастрюля с водой, выстраивалась очередь из женщин и детей для умывания. Старики умывались последними.

После завтрака начиналась готовка обеда. А после обеда – подготовка ужина. Так в хлопотах по выживанию проходил день. А когда тьма падала на пансионат, все уже лежали по постелям, накинув на себя и детей всё, что было тёплого, прижимаясь друг к другу, чтобы поскорее согреться.

Ольга Борисовна тоже хотела быть полезной в этом общем деле выживания. Она сидела на пеньке неподалёку от печи, временами вставала и помешивала варево половником.

Беженцы не сдались и зиму пережили без потерь. Никто из пансионата не выехал. Никто из детей не заболел. Наступал март, а вместе с мартом явились солнце, потепление и новые надежды.

Но по беженцам выстрелили из тяжёлых орудий! Внезапно дали свет, отопление и воду. Беженцы поздравляли друг друга и торжествовали. Они думали, что они победили. Они ошибались.

Одним свежим мартовским днём Ольга Борисовна сидела на скамейке на центральной аллее парка и грелась на солнышке. В 12.00 к пансионату подкатили два новеньких сине-жёлтых автобуса. Распахнулись дверки. Из автобуса, как пустые гильзы из затвора, вылетали мужчины в полевом камуфляже. Высокие, хорошо упитанные, они олицетворяли собой брутальную мужскую силу. На шевронах было написано «Айдар». Несколько человек, правда, были на костылях. У иных руки висели на перевязи. Подхватив пузатые рюкзаки, они шли мимо Ольги Борисовны к корпусу, не замечая её, громко переговариваясь на русском и украинском, а она следила за их крепкими берцами. Рифлёные подошвы, как гусеницы танков, давили мелкие лужицы и мокрые листочки.

Военных разместили в свободных дорогих номерах. Корпуса наполнились мужскими голосами, гоготанием, смехом, выкриками, хлопаньем дверей. Беженцы, напротив, притихли и старались не попадать воякам на глаза. Но пути их всё равно пересекались. Увидев молодых женщин с детьми, возвращающихся с прогулки, военные свистели им вслед и кричали:

– Бабы, готовьтесь! Вечером в гости придём!

Присутствие детей их не смущало.

К вечеру все вояки с дорожки заложили за воротник. В пансионате было шумно и тревожно. Вояки пели, курили в коридорах, играли в карты, кричали, устраивали потасовки. А потом им захотелось приключений и женщин.

Беженцы сидели, запершись в комнатах, и не смели и носа высунуть наружу. Соседке Ольги Борисовны Ирине захотелось навестить подругу, жившую этажом выше.

– Не ходите, – предупредила её Ольга Борисовна. – Пусть угомонятся, тогда и сходите.

– У неё Сашка приболел. Она просила лекарство принести. Я быстро. Я осторожно.

И она выскользнула наружу. Ольга Борисовна заперла за ней дверь.

Через полчаса в коридоре послышались шум, возня, приглушённые выкрики. Покрикивал женский голос. Густой и пьяный мужской голос на чём-то настаивал. Ольга Борисовна встала, крепко сжала в руке трость и открыла дверь.

Ирина отбивалась от высокого верзилы. Одной лапищей он прижимал её плечо к стене, а другой пытался расстегнуть штаны. Пьяный и расхристанный, с красными белками бешеных глаз, он был настойчив и омерзителен. От него за версту несло водкой и похотью.

– Немедленно прекратите! – вскричала Ольга Борисовна и хватила верзилу палкой поперёк спины. В комнате заплакала Маша.

От удивления верзила ослабил хватку и стал медленно разворачиваться всем фронтом к противнику. Ирина вырвалась и проскочила в комнату, обняв ребёнка и пытаясь унять его плач.

Вид противника очень удивил верзилу. Маленькая старушка с палкой наперевес! Верзила покачивался и мутными глазами смотрел сверху вниз.

– Вон! – кричала Ольга Борисовна. – Вон отсюда!

Верзила, продолжая покачиваться, начал обеими руками застёгивать ширинку. Наконец он справился и сказал с силой и ненавистью:

– У-у-у! Сепары! Вата! Чтоб вы все сдохли! Всё равно мы вас всех выё*ем!

Он стоял близко от Ольги Борисовны, и она задыхалась от смеси запахов пота, тушёнки, чеснока и водки. И, скользя взглядом снизу вверх, она прочла на его шевроне «Артилерiя».

В голове Ольги Борисовны произошло короткое замыкание. Она сделала шаг вперёд, встав к вояке почти вплотную, и, отбросив палку, вцепилась обеими руками в нагрудные карманы его военной куртки. Она трясла его за эти карманы и кричала срывающимся голосом:

– Убийца! Убийца! Убийца! Ты убил мою Таню! Ты убил мою внучку!

Опешивший вояка оторвал старческие руки от своих карманов и отшвырнул Ольгу Борисовну к стене.

– Дура старая! Ведьма!

Ольга Борисовна медленно сползала по стене на пол. Он повернулся и пошёл прочь, а вслед ему неслось:

– Убийца! Будь проклят навеки!