Сепар

Баба Нина заплакала. Жена Трофимыча, Зина, работала когда-то с ней на одном заводе. И вот Зины больше не было. И дочери её и Трофимыча, учительницы Маши, больше не было. Так, плача, баба Нина побрела дальше. У колонки никого не было. Старушка нажала рычаг. Вода не шла. Баба Нина постояла, попробовала ещё раз, но безуспешно. Она побрела назад. Проходя мимо дома Трофимыча, она увидела санитарный фургон. Санитары клали тела погибших женщин, или, точнее, то, что осталось от тел, на носилки. Трофимыч всё так же сидел на земле и молча покачивался из стороны в сторону.

– Похоже, рехнулся Трофимыч, – сказала женщина, всё ещё стоявшая у изгороди. – Скорую бы ему!

Баба Нина побрела домой. Трофимычу она ничем помочь не могла. И никто ему теперь помочь не мог. Дома нет, семьи нет. Всё оборвалось в одну секунду.

«Чья же злая воля лишает нас всего, что нам дорого? – думала баба Нина. – И за что? За то, что мы – русские? За то, что мы не согласны жить так, как хочет жить Киев?»

Но задумываться над всеми этими вопросами было некогда. Надо было где-то добывать воду.

Чтобы добыть воду, надо было идти к роднику на противоположной окраине села, а она уже устала. Дойдя до дома, баба Нина присела отдохнуть на лавочке у ворот и снова задумалась.

Село на сегодняшний день было под ополчением. А месяц назад здесь были каратели, вэсэушники. После жестокого боя, когда над селом в течение шести часов гремела канонада, всё внезапно стихло. А ещё через час вошли во двор шестеро в камуфляже с автоматами на груди, весёлые, мордатые, довольные. Баба Нина только что помыла посуду после скудного обеда и присела отдохнуть на чисто вымытом крылечке, а потом она собиралась пойти в огород – прополоть и проредить морковь.

Каратели искали дома для постоя. У бабы Нины был кирпичный, просторный дом о четырёх комнатах, обставленных ещё советской крепкой мебелью. На стенах комнат висели фотографии родственников бабы Нины. Мужчины в военной форме времён Отечественной. Женщины, причёсанные по моде 30-х и 40-х годов. За каждой фотографией были заложены букетики скромных цветов, которые баба Нина сама собирала в степи и меняла, как только они засохнут. На фотографиях – открытые, приятные лица. Никого из них давно уже не было в живых.

На полированных поверхностях двух столов лежали полотняные белые скатерти с вышивкой и мережкой. Кровати застелены лоскутными покрывалами, сшитыми руками хозяйки. На полу – разноцветные половички, связанные её же руками. Чисто и уютно было в доме бабы Нины.

Навстречу вошедшим чужакам бросился Шарик и остервенело залаял. Шарик был небольшим псом, но хорошим сторожем. Ни слова не говоря, один из карателей вскинул автомат и дал короткую очередь. Баба Нина остолбенела.

– Эй, бабка, – крикнул один из карателей, – твой дом?

Баба Нина медленно поднялась.

– Ты зачем пса убил? – крикнула она. – Ну, давай, теперь в меня стреляй! Вы же любите стрелять в беззащитных!

– Заткнись, – посоветовал ей тот, кто стрелял в пса. – Надо будет, и тебя пристрелю, если будешь возникать. Отвечай: твой дом?

– Мой дом! – крикнула слабым голосом баба Нина, глядя на мёртвого Шарика. – И я вас сюда не приглашала!

– Был твой, теперь – наш! – подвёл итог тот, кто стоял впереди других. – А ты выметайся! Вон в сарайке можешь пока пожить. Из милости! – И говоривший это вояка засмеялся.

Засмеялись и другие, по-хозяйски входя в чужой дом. Они шли один за другим мимо бабы Нины, пахнущие потом и табаком, а один даже толкнул её плечом, так что она чуть было не слетела с крыльца. От гнева и бессилия она чуть было не зарыдала, но сдержалась, медленно спустилась с крыльца и побрела к Шарику, чтобы похоронить его в огороде.

Вторую половину дня она копала могилу для любимого пса. Копала медленно, часто отдыхая, а могила всё казалась ей мелкой. И, отдохнув, она снова принималась копать, углубляя её и выравнивая стенки. И пока она копала, она слышала, как в её доме хозяйничали чужие люди. Они что-то выкрикивали, смеялись, слышались грубая брань, звон разбитой посуды, треск и хруст стекла под берцами, топот. Она слышала, что через двор к её постояльцам приходили в гости другие каратели, послышалась разухабистая музыка, и баба Нина поняла, что вся эта компания выпивает, а напившись, она принялась выкрикивать хором славу Украине и героям. В конце концов затянули гимн, «Ще не вмерла…».