Сепар

Когда Лиза относила очередную охапку листьев, чтобы бросить её в мусорный бак, её окружили знакомые бродячие собаки. Они привыкли к тому, что Лиза всегда раскапывала для них что-нибудь съедобное в мусорных баках. Но с каждым днём объедков в мусорных баках было всё меньше и меньше. К тому же ходили по дворам рано утром до рассвета вполне приличные на вид пожилые люди – не бомжи, они рылись в мусоре в поисках чего-нибудь съедобного. Эти люди были конкурентами собак, собаки их за это ненавидели и норовили тяпнуть за ноги. Когда человек терял бдительность, перегибался через край бака внутрь, ноги оставались беззащитными и доступными для собачьих зубов.

Лиза стала копаться в мусоре, чтобы найти хоть что-нибудь – обёртку от сливочного масла, которую можно было облизать, селёдочные головы с хребтами, банки из-под консервов, – но рано утром здесь уже побывали люди, кошки и крысы, и ничего не находилось подходящего. Собаки терпеливо ждали, надеясь и уповая, а Лиза боялась выпрямиться, потому что тогда она увидела бы их глаза.

И вдруг все собаки метнулись врассыпную и мгновенно исчезли из виду. Лиза знала, что это означает, но тотчас поняла, что добежать до ближайшего подъезда не успеет. Вдали что-то треснуло, зашипело, ахнуло, засвистело во множестве над головой, и Лиза присела возле бака. Это был «Град». Где-то впереди, через несколько домов, оглушительно ударило, земля затряслась, посыпались, зазвенев, стёкла. Лиза легла ничком, закрыв голову руками, и ждала. И снова вдали кто-то гигантскими руками с треском порвал коленкор. И снова над головой со смертоносным свистом пролетели снаряды и упали, вздыбив землю, гораздо ближе, чем прежде. Как только раздался удар, Лиза вскочила и прыжками помчалась к подъезду. Домофоны были с начала войны отключены, и в любой подъезд можно было войти свободно. Так же были отключены и лифты, чтобы во время обстрелов никто не застрял. Лиза вбежала в подъезд, взлетела на площадку между первым и вторым этажами и, задыхаясь, прислонилась к стене. Теперь она была в относительной безопасности. Она услышала чьи-то голоса, отдышалась и поднялась выше. На площадке четвёртого этажа собрались жильцы. Это были женщины среднего возраста и пожилые. Они вынесли табуреты и сидели, переговариваясь вполголоса. Здесь собрались все, кто остался, человек двенадцать.

– Сидеть надо между первым и вторым этажами, – сказала Лиза. – Идёмте туда.

– Всё равно, – сказала старуха, сидящая с краю. – Какая разница!

Раздался страшный удар, дом вздрогнул и зашатался. Одни женщины заплакали в голос. Те, кто постарше, стали громко молиться. Лиза тоже стала молиться.

Раздался ещё один удар! Где-то совсем рядом! Рыдания женщин перемежались словами молитвы. И только одна пожилая женщина не рыдала и не молилась Она стояла прямая, с гневно горящими глазами.

– Ах, мать вашу! Чтоб вы все сдохли! Чтоб ваши матери борщом и салом подавились! Чтоб ваши дети никогда не родились! Ублюдки помойные! Дети бл***й!

Лиза, молясь, искоса взглядывала в лицо этой неистовой женщины, посылавшей проклятия украинским артиллеристам. Лизу пугал этот мат ничуть не меньше, чем снаряды. Пугали её также глаза этой женщины, в которых горела ненависть к врагу.

Изредка в сознании Лизы проносилась мысль: «Откуда она все эти слова-то знает?!» Женщина, произносившая все эти ужасные фразы, была самая тихая из всех, кого Лиза знала во дворе. Это была неизменно вежливая, всегда с улыбкой, не забывавшая поздороваться и пожелать Бога в помощь женщина. Бабы сказывали, что она работает в поликлинике.

«Вот какая у нас интеллигенция!» – думала Лиза не то с восхищением, не то с осуждением. Она и сама не понимала.

Когда наступило затишье, рыдания стихли, молитвы замерли на устах женщин, и все осознали, что живы. Лиза робко тронула ругавшуюся женщину за руку.

– Вы бы лучше молились! – тихо сказала она. – Ругаться нехорошо!

Женщина сверкнула на неё глазами и неожиданно засмеялась.

– Каждый защищается, как умеет! – сказала она. – Кто-то сопли пускает, кто-то молится, а такие, как я, ругаются! Я бывший хирург и мой бог – скальпель. Впрочем, извините! Извините, дамы, если задела чьи-то чувства! – обратилась она к собранию, вынула из рюкзачка сигареты и закурила.

– Да чего там! – махнула рукой Петровна со второго этажа. – От страха и заплачешь, и молиться станешь, и обругаешься!

Старухи и женщины встали. Утренний «концерт» завершился. Впереди был дневной. Надо было собраться с силами. Все побрели по квартирам. Табуреты оставили на площадке.

Лиза спустилась на нижний этаж и выглянула во двор. Тихо было во дворе. Как будто несколько минут назад здесь ничего не происходило.

«Где же упало? – думала Лиза. – Наверное, где-то рядом. С той стороны дома. Надо посмотреть».