Сепар

Она спустилась с крыльца и обошла дом с торца. Зрелище представилось её глазам сокрушительное. Снаряды упали на тротуар перед домом. Глубокие воронки зияли в асфальте. Множество мелких выбоин показывали, где скакали осколки. Покорёжен был огромный рекламный щит с портретом Януковича. Ни одного целого окна не было в доме вплоть до седьмого этажа со стороны улицы. Только на восьмом и девятом этажах окна уцелели. Весь газон перед домом был усыпан битым стеклом.

Молодая женщина вздохнула, вынула из кармана передника рабочие холщовые рукавицы и принялась за дело. А со стороны двора уже двигалась в её сторону бригада дворников с мётлами и тележками – помогать.

Убирая битое стекло, Лиза думала о сыне. Как-то он там? Испугался, наверное. Ничего, ничего, с Божией помощью всё образуется. Дворники ей сказали, что школа цела, что там даже рядом ничего не упало.

«Вот приберу, – думала Лиза, – пойду и буду с ним. Если, конечно, опять не начнётся. А непременно начнётся. Каждый день по нескольку часов утром, ироды, стреляют. Отдохнут, и днём начинают. И вечером. И ночью. А в промежутках между обстрелами надо успеть сходить на родник за водой. А там жуткие очереди, потому что все водоводы перебиты снарядами, и родник питает все окрестные девятиэтажки».

Иногда приходилось идти или возвращаться по страшной жаре, под канонаду. И никогда не было известно, вернёшься домой живым с водой или погибнешь.

В промежутках между обстрелами надо было добыть хлеба. Его привозили по утрам, и надо было тоже отстоять очередь. Хлеб продавали прямо с машин, потому что все магазины были закрыты. До наступления темноты надо было сделать все хозяйственные дела: помыться, постирать, поесть, убрать дом.

Электричества не было. Подстанции были подстрелены и сгорели. Украинская армия сознательно и целенаправленно разрушала инфраструктуру города. Она стремилась физически и морально уничтожить жителей Донбасса, которые все подряд в глазах украинской власти – от детей до стариков – были сепаратистами.

«Но ведь, действительно, мы и есть сепаратисты, – думала Лиза. – Разве девяносто процентов наших людей не проголосовали за независимость от Украины? Проголосовали! Разве девяносто процентов наших людей не хотели быть с Россией? Хотели! Но неужели нельзя было Украине смириться и не посылать армию уничтожать нас? Донбасс – не Украина! Мы – другие! Мы – русские! Мы хотим быть с Россией! Так задумано Богом! Отшатнуться к Европе – означает предать Россию. Нельзя предавать мать! Разве нам Европа мать? Разве нам мать Германия или Франция? Да они только и знали, что приходили к нам с оружием, пытаясь нас поработить! Украинцы считают нас предателями. Но ведь это они предали Россию!»

Закончив работу, Лиза отправилась в школу, опасливо поглядывая на небо, готовое каждую секунду взорваться с треском и свистом. Антон ждал её на пороге входа в подвал.

– Страшно было? – спросила Лиза.

– Не, нормально!

– Давай домой! Я тебя покормлю, а потом пойдём в церковь.

– Ма? – удивился Антон.

– Я тут подумала: ну, в этот раз они по школе не ударили. А вдруг вечером ударят? Они же любят бить по школам. А по церкви они не посмеют! Они же крещёные как-никак. Так что в церкви надёжнее.

– Ма, но в церкви подвала нет.

– Откуда ты знаешь, есть или нет? Да и к чему в церкви подвал? Церковь сама по себе защита. Там иконы святые, намоленные. Там батюшки. Свечи! Мы вот с прихожанками вечером обход сделаем, и я тебя отведу. Вечерний обстрел там переждём.

И Лиза с Антоном отправились домой обедать. И Лиза шла счастливая, что нашла самое надёжное место на земле, где её сыну не будут страшны никакие обстрелы.

В пятом часу вечера возле церкви собирались прихожане и прихожанки. Большой группой, держа в руках хоругви и иконы, они обходили свой район по периметру с пением молитв, чтобы предотвратить разрушения и смерть. Впереди шёл священник отец Иван с большим крестом. Они обходили свой район каждый вечер, и им казалось, что они делают нужное и важное дело. Каждый вечер, и каждую ночь, и каждый день, и каждое утро случались обстрелы из тяжёлой ствольной артиллерии, разрушались здания, подстанции, водоводы, газовые трубы, гибли мирные люди, но участникам крестных ходов казалось, что, оттого что они обходят район, разрушений меньше, чем могло бы быть. И ничто не могло переубедить их. Они задабривали своего христианского бога точно так же, как дикари задабривают злых духов.

Сегодня, в жаркий августовский вечер, собралось человек тридцать во главе с отцом Иваном. Лиза уже отвела Антона в церковь, где он сел на ступеньку паперти.

– Ма, – спросил он, – а вдруг начнётся обстрел, когда вы будете в пути?

– Ляжем на землю и переждём, – отвечала Лиза. – А ты войди внутрь и жди.

– Может, я лучше в школу пойду? Я там привык. Там ребята из нашего класса.

– Нет, сынок. Они бьют по школам. Специально разрушают школы, чтобы вам было негде учиться. А здесь надёжно. Сегодня утром школе повезло, а вечером может и не повезти. Ты знаешь, сколько уже школ повреждено и разрушено? Много!