Сепар

– Ма, вот вы ходите и ходите с молитвами, а обстрелы не прекращаются. И разрушений стало больше. Разве ты не видишь? Какой в этом толк, в хождениях этих?

Лиза замахала на сына руками.

– Не говори так! Если бы мы не ходили с молитвами и иконами, всё было бы гораздо хуже.

– Ма, а как это проверить-то?

Лиза растерянно смотрела на сына: и в самом деле – как? Но тотчас она отогнала сомнения.

– А ничего не надо проверять, – сказала она как можно убедительнее. – Просто надо верить. И всё! Верь, что крестные ходы помогают. Просто верь!

Антон молча смотрел на мать, и она видела, что он сомневается в том, что она ему говорила. Она подумала, что недостаточно времени уделяет религиозному воспитанию Антона и надо будет вечером, когда они придут домой, поговорить с ним и укрепить его в вере. Лиза провела рукой по щеке сына и улыбнулась ему.

– Жди внутри, – сказала она.

Всё прошло удачно. С молитвами и иконами прихожане и хористы вернулись к тому месту, откуда крестный ход начал своё движение. Люди вошли в церковь, повесили иконы на стены, и отец Иван начал вечернюю службу. Лиза поставила Антона рядом с собой. Они стояли у стены, на которой висела любимая Лизой икона. Лиза всегда во время служб стояла рядом с нею и всегда несла её во время крестных ходов. Ей казалось, что Богоматерь как никто понимает её проблемы. У Богоматери тоже был сын, как ей не понимать! Она и поможет защитить Антона. Лиза целиком и полностью вверяла свою жизнь и жизнь сына этой иконе. Из иного мира глядела на неё Богоматерь и посылала своё благословение.

Как только отец Иван начал молитву Святому Духу: «Царь Небесный, Утешитель, Дух Истины, везде пребывающий и всё наполняющий…», начался очередной обстрел. Ничего необычного в этом не было. Так было каждый вечер. Служба продолжалась. Но прихожане, наполнявшие церковь, стали слышать, что снаряды ложатся всё ближе и ближе, пол всё сильнее подрагивал, подрагивали и колебались огоньки свечей, всё сильнее дребезжала церковная утварь.

Лиза почувствовала беспокойство. Сильное беспокойство. Она сделала шаг к стене, сняла любимую икону и вложила её в руки Антону.

– Держи! – шепнула она. – Крепко держи! Она поможет!

Так прошло ещё несколько минут. И вдруг над головами молящихся людей снарядами «Градов» сорвало купол, и открылось вечернее темнеющее небо. Вниз на людей посыпались куски штукатурки, арматуры и бетона.

Лиза упала и потеряла сознание. Когда она очнулась, то поняла, что лежит лицом вниз, что она почти не может дышать от известковой пыли, набившейся в рот и ноздри. Нижняя часть её тела была погребена под мелкими кусками штукатурки, но верхняя часть и голова были засыпаны только известковой пылью. Лиза попыталась пошевелить ногами, но тяжесть прочно придавливала их к полу. Она слышала голоса людей: «Снимите балку с груди», «Разбирайте завал!», «Осторожно, нога!», «Поднимайте!». Лиза осторожно высвободила руки, приподняла голову и с трудом разлепила веки. Со стороны она выглядела как известковая, внезапно ожившая статуя.

«Антон! – пронзила её мысль. – Что с Антоном?»

Она повернула голову вправо, туда, где стоял Антон до взрыва. Рядом с собой она увидела только гору кусков известки, мусора и бетона, из которого торжествующе торчали железные прутья арматуры. Там, где должна была находиться голова упавшего сына, лежал большой кусок бетона, и струйки крови просачивались, неудержимо просачивались, неумолимо просачивались сквозь известковую пыль. Лиза закричала, но голоса не было. Лиза тянула руки к этим струйкам крови у основания куска бетона, размозжившего голову её сына. Она хотела остановить их бег, уже понимая, что этот бег не остановишь и ничего не исправишь. И Лиза снова закричала, и на этот раз голос не изменил ей. Какие-то люди стали разбирать завалы извёстки, освобождая её тело, а она указывала этим людям на гору бетонных обломков рядом с ней, крича: «Антон! Антон! Антон!», и люди стали разбирать эту гору, освобождая тело её убитого сына.

И вдруг над нею раздался голос её сына:

– Ма, не кричи! Всё нормально! Я живой! Ну, перестань! Я оглох от твоих криков!

– Ты живой? – пролепетала Лиза.

Спасатели уже освободили её тело, убедились, что, кроме царапин и ушибов, повреждений у Лизы нет. Они помогли Лизе сесть и начали помогать тем, кто разбирал завалы над телом Антона.

– Ты живой? – переспросила Лиза, боясь, что Антон ей не ответит, и начала снова кричать от ужаса.

– Да живой я, мам! – сердито сказал голос Антона. – Хватит орать!

Лиза посмотрела наверх, но увидела только чёрное небо в звёздах. Она перестала кричать и тихо спросила:

– А где ты? Я тебя не вижу.

– Я рядом, мам, – отвечал Антон. – Меня эта тётенька, что на иконе нарисована, спасла. Она рядом стоит.

Лиза радостно улыбнулась и запричитала, раскачиваясь и прижимая руки к лицу:

– Спасла! Живой! Он живой! Богородица спасла!

Спасатели прекратили работу и сочувственно смотрели на Лизу, повторявшую и повторявшую эти слова.

– Тронулась тётка! – сказал один из них.

Другой спасатель наклонился, перевернул тело Антона, вынул из его рук икону, стряхнул с неё пыль.