Сепар

Алина Глебовна сразу поняла, что случилось, как только вошла в спальню. Она опустилась на колени перед кроватью, нежно гладила рыжую шкурку кота, и слёзы тихо стекали по её щекам.

Потом она положила голову рядом с остывающим телом любимца, закрыла глаза и вспоминала, как четырнадцать лет назад она нашла во дворе на зелёном газоне маленького рыжего пушистика, который отчаянно орал, раскрыв розовую пасть. Пушистику было страшно одному. Ему хотелось заснуть, уткнувшись розовым носиком в тёплый пушистый живот матери. Но вокруг была горячая, пахнущая солнцем трава и непонятные звуки.

А потом кто-то подхватил его под мягкий живот и вознёс ввысь. Это была его новая мама. У неё не было тёплого пушистого живота, но были восхитительно ласковые руки, которые заменили ему всё, всё, всё, что могла дать родная мать. Эти руки ласкали его, наливали в миску тёплое сладкое молоко, и в ладонях, сложенных ковшиком, рыжий пушистик засыпал. Кота она назвала Муром, потому что, наевшись и засыпая, он мурлыкал громко, на всю комнату.

Когда тело кота Мура остыло и мордочка заострилась, Алина Глебовна поднялась, открыла платяной шкаф и вынула оттуда заранее приготовленную старую, вылинявшую от частых стирок наволочку. Снова заплакав, хозяйка положила в неё тело Мура и вынесла на балкон, где стояла старая картонная коробка. Теперь эта коробка должна была стать гробом умершего кота. Алина Глебовна перевязала коробку скотчем и поставила в уголок.

Был вечер. Уже смеркалось, и хоронить кота было поздно. Алина Глебовна постояла немного на балконе, глядя вниз во двор. Во дворе было пустынно. Алина Глебовна нервно передёрнула плечами, перекрестила коробку с телом кота и вошла в комнату.

Дома никого не было. Муж был на работе, сын и дочь, очевидно, у своих друзей. Но скоро они должны были прийти. Вместо того чтобы пойти на кухню позаботиться об ужине, Алина Глебовна легла на кровать и прислушалась. За окном нарастал железный гул. Линия фронта была не так уж далеко от района, в котором она жила, и, когда военная техника прогревала двигатели или перемещалась вдоль линии фронта, был слышен этот характерный, тревожащий гул.

«Наверное, как стемнеет, начнутся бои, – подумала Алина Глебовна. – Скорее бы мои пришли. До начала обстрела».

Она немного сердилась на кота Мура. Ушёл и оставил её одну. Бедный Мур!

Позавчера, в воскресенье, когда украинцы били по городу из «Градов», он испугался до такой степени, что метался по квартире в панике, не зная, где ему спрятаться. Он бился в окна, пока Алина Глебовна не поймала его и не засунула в переноску. Бегом она отнесла кота в переноске в ванную комнату. Там было темно. Кот затих. А через день, во вторник, он умер. У него не выдержало сердце.

Алина Глебовна вздремнула, но слышала, как через какое-то время щёлкнул замок входной двери и кто-то прошёл на кухню. Затем этот кто-то вошёл в спальню и остановился у кровати.

«Сын», – подумала она.

Это его дыхание и его запах, юношеский запах бодрого, молодого тела и хорошего одеколона от «Версаче», который подарил ему на день рождения отец. Но она не открыла глаз и притворялась, что спит.

– Мам, – позвал сын.

Юношеский приятный баритон. Сколько девушек, наверное, уже подпало под обаяние этого голоса!

– Да! – отозвалась Алина Глебовна, не поднимая век.

– Мам, ты в порядке?

Конечно, она в порядке. Почему же, если она лежит, а не прыгает по кухне, то не в порядке?

– Да, – отозвалась она. – Я в порядке.

– Ты не заболела?

Заботливый сын! Мысленно Алина Глебовна усмехнулась. Когда Глеб валяется на своей тахте, уставившись в потолок или удалившись от окружающего мира в телефон, это в порядке вещей. А если она лежит на кровати, то это есть не порядок вещей, а его нарушение.

– Я не заболела, – ответила она. – Я просто вздремнула.

– А! – сказал Глеб, постоял ещё несколько секунд и ушёл на кухню.

Она слышала, как он хлопнул дверцей холодильника, погремел крышками кастрюль, открывая и закрывая их, как ходил из угла в угол.

Она ждала. И дождалась. Он снова вошёл в её спальню.

– Мам! – позвал он.

– Да! – отозвалась Алина Глебовна.

– А что у нас на ужин? В кастрюлях и сковородках пусто.

Алина Глебовна выдала загодя заготовленный ответ:

– Что приготовишь, то у нас и на ужин. Когда будет готово, позови. Я тоже проголодалась.

Она чуть-чуть приоткрыла глаза, чтобы видеть выражение его лица. Выражение лица было растерянное. Брови приподнялись в недоумении. Глеб молчал, осмысливая то, что она сказала. Затем повернулся и вышел из спальни. За свои девятнадцать лет он никогда не готовил ни завтрака, ни обеда, ни ужина. Никогда не почистил картошку. Не пожарил яичницу. И даже никогда не резал хлеб, не заваривал чай.

Алина Глебовна напряжённо прислушивалась. На кухне было тихо. Только снова два раза стукнула дверца холодильника и зашумела вода из крана. Через некоторое время Глеб прошёл по коридору в свою комнату.

«Наверное, съел бутерброд с колбасой. То, что я голодна, он пропустил мимо ушей», – подумала Алина Глебовна.