Сепия (СИ)

Щёлкнул замок, и внизу, на первом этаже, послышался звонкий счастливый смех; Анна спрыгнула с подоконника и, дернув платье, смирно встала у окна, дожидаясь родителей, прислушиваясь: они говорили, смеялись, потом начали шептаться, бежать быстро-быстро по лестнице наверх, спешить показать кое-что своей девочке… Дверь распахнулась, и Анна взглянула на застывших на пороге родителей, которые даже не удосужились снять уличную обувь, а шаль снега на их одеждах так и не успела растаять, хотя в доме было тепло: в руках Магда держала розовый свёрток, а мужчина рядом с ней, - не отец, - голубой. Там младенцы, дети, и женщина, первая сделавшая шаг, присела с маленькой на колени рядом с Анной, демонстрируя ей сестрёнку: маленькая, пухленькая, с проклюнувшимися редкими тёмными волосами, с пухлым тельцем, крохотными пальчиками… Она была похожа на инопланетянина, но никак не на человека.

«Все ли новорождённые выглядят так странно?.. Все ли они похожи на маленьких уродцев?..»

Анна боялась дотронуться до свёртка, и Магда, улыбаясь спящей младшей дочери, прошептала:

- Её зовут Ванда. И она твоя сестра. Познакомься с ней, Анна.

Анна боялась, застыв на месте, как статуя; ей хотелось верить, что этот маленький свёрток в руках матери вырастет таким же, как она сама, но от подобных мыслей её трясло, будто окатили холодной водой; почему так в это не хочется верить? Почему ребёнок не похож на нее? Почему мама продолжает выгораживать отца? Хочет защитить его и бросить Анну? Почему делает вид, что всё нормально?

«Она предатель. Она должна быть наказана».

- Дай мне её! – резко вспыхнула Анна, и, схватив с силой сверток с младенцем, не совладала с равновесием, и её маленькая сестрёнка полетела на пол. Девочка проснулась и громко закричала, разрыдалась, и Анна, закрыв уши, зажмурившись, завопила: - Перестаньте! Пожалуйста, хватит! Я этого не вынесу!

Родители вмиг очутились возле младенца, и Магда трясущимися руками отвела угол ткани, чтобы посмотреть на Ванду: по виску стекала кровь, и Эрик, увидев это, положил сына на кресло, а сам помчался к телефону на первом этаже. Срочно в скорую, пока ещё не поздно! Миссис Леншерр закрыла рот рукой, чтобы не закричать так же, как и её дочь; на Анну никто не обратил внимания, а она визжала, умоляла, требовала, чтобы ребёнок не плакал, чтобы он замолчал.

Свёрток с мальчиком, который лежал на кресле, тоже издавал поросячьи (как считала Анна) визги; кто-нибудь, заткните их уже, наконец! Почему должна страдать только она одна? Почему родители не подходят к ней, не успокаивают и не утешают? Почему их внимание сосредоточено на этих маленьких уродцах? Почему бегут к выходу, оставляя её одну, совсем одну? В голове быстрее пули проносится один ответ: она не нужна своей матери и человеку, который называл себя её отцом; раз не нужна – её заменили этими уродцами. Одну из которых забрали, а второй продолжал плакать, лежа на подушке в кресле, и девочка, пересилив себя, подошла к маленькому существу, отвернув уголок хлопчатой ткани; белая макушка, белые редкие волоски – такие же, как и у её отца.

- Нет, - одними губами прошептала Анна, уже отходя от младенца, и даже не заметила, как перед ней пронеслась тень Эрика Леншерра, забирающего с собой новорождённого сына – он боится оставлять его со старшей сестрой наедине, - нет, нет, нет… Они такие же, как и он. Нет!

Она забежала в угол, спряталась, обхватила руками колени и плакала: громко, почти завывала, истерически пыталась отречься от своих родных. Предатели! Они все предатели! Они все монстры и мутанты! Они все бросили её! Все ушли, захлопнув за собой двери… Двери, в её маленький мир, в её сердечко. Они ушли.

Чудовища… Анна ненавидела их. Ненавидела их всех. И поклялась, что когда вырастет, то отомстит им за то, что они с ней сделали. Что сделали её такой… такой нормальной!

В этом году январь выдался слишком холодным.

Анне Леншерр шесть лет, и она ненавидит своих отца, новорождённых брата и сестру. Настолько, что желает им смерти.

========== Февраль. ==========

Февраль того года выдался особенно холодным; зима своим дыханием заморозила время в городе Сан-Франциско; шпили высоток спрятались под снежными шапками, по земле стелился белый ковёр, а озера спали под толстой ледяной коркой; промозгло, холодно, скользко – не позавидуешь тем, кому приходится выходить на улицу в такую погоду. Да и таких, наверно, не было: лютый снегопад разогнал горожан по домам: по городу пронеслось штормовое предупреждение – никогда ещё американцы не видели на своём веку такой холодной зимы. На электронных градусниках на улице показывалась цифра, которая с каждым новым днём никак не менялась или - редко - опускалась на несколько делений ниже – минус шестьдесят один и шесть градусов по Фаренгейту. И какой сумасшедший в такой мороз высунет нос на улицу? Только сидеть дома, укутавшись в тёплое одеяло, возле камина, с чашкой горячего напитка в руке. Радовало только одно: по крайней мере, из-за суровых погодных условий в городе не вырубили электричество, воду и газ – иначе было бы совсем худо.