Сепия (СИ)

Он понял в тот момент, что чувствовала маленькая Анна, видя весь этот ужас.

Магда Эйзенхардт, увидев изуродованный труп дочери, отчаянно завизжала:

- Ты убил её! Ты её убил! Наша девочка! Аня! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Она бредила.

Как же Эрику хотелось сказать, что это он виноват, а не Макс, что так он, возможно, спас им жизни, дал возможность их детям выжить. Мутант смотрел, как Магда кричала, обвиняла своего мужа, оскорбляла его, выплескивая на него свою ненависть, свою боль, а он впитывал все это, словно губка; просто сидел и молчал, склонившись над телом своей дочери. И он даже не понял, как женщина в порыве гнева сорвала с пальца обручальное кольцо и швырнула его Максу, а потом кинулась бежать: прочь от него, от тела Анны. Она бежала по снегу в ночь, а Эйзенхардт даже не шевельнулся. Эрик жалел его. Он потерял сегодня всех, кого любил.

Дважды.

Леншерр хотел подойти ближе к Максу, но, сделав, шаг, дорога под ногами стала проваливаться, трескаться, меняясь: всё вновь исчезало, рассыпаясь в пыль, превращаясь в зыбкие тени прошлого. Что Макс Эйзенхардт, что Магда, что маленькая Анна, что множество трупов… Всё затерялось в бледном тумане. Эрик зажмурился, чувствуя, как его тело одеревенело, но резко распахнул глаза, когда порыв ледяного ветра прошиб его до костей; перед ним возвышалась величественная гряда заснеженных гор; маленькая табличка, висевшая на единственном фонаре, плохо освещающим дорогу из-за вьюги, гласила, что это место называлось Вундагор. Леншерр слышал о нём, всё мечтал свозить детей посмотреть здешние красоты, но, по сложившимся обстоятельствам, запланированного так и не случилось, но теперь он сам находился здесь, не понимая, почему его отправили сюда. Здесь было безлюдно, да и вообще непонятно, как возможно было здесь жить при таких суровых зимах, но… Чем дальше шёл Леншерр, чем громче хрустел снег под ногами, тем ближе он подходил к небольшому бревенчатому дому, где в крохотном окошке горел свет. Значит, здесь кто-то всё же жил. Мужчина подошёл ближе и заглянул в окна, вытирая запотевшее стекло рукавом; внутри было по-домашнему уютно и просторно: в камине кипел чан с каким-то варевом, рядом на небольшом столе стояли свечи и иконки, на деревянном полу застелены выцветавшие и затертые от времени половики… Так похоже на избушку из детских сказок. Эрик присмотрелся внимательнее и увидел хозяйку этого дома – женщину, мало похожую на мутанта, больше – на гибрида человека и коровы: укутанная в шаль, она шла в одну из комнат, держа в трёхпалых руках глиняную чашу, над которой поднимался пар. Леншерр сделал шаг и… прошёл сквозь стену, идя следом за ней, и хозяйка его привела прямиком в спальную комнату, где лежала… Магда!

Женщина выглядела неважно: бледная, растрёпанная, но она по-прежнему улыбалась, пыталась сопротивляться боли. Призрак Леншерра, силясь игнорировать собственные эмоции, подошёл к её кровати и, присев рядом, на самый край, взял её руки в свои; она не ощущала его прикосновений, а он бы всё отдал, чтобы вновь почувствовать тепло её рук. Миссис Эйзенхардт смотрела на хозяйку дома, ставившую на прикроватную тумбу овощную похлёбку. Эрик мысленно поблагодарил её, все ещё надеясь, что любимая супруга увидит его.

Её взгляд проходил сквозь него.

- Тебе нужно поесть, дорогая, - получеловек-полуживотное по-матерински укрыла её одеялом по грудь, - ты совсем себя замучила. Я принесла суп.

- Я не могу отдыхать, - шёпотом проговорила миссис Эйзенхардт, - я должна… Я должна, - она болезненно скривилась, и Эрик насторожился. – Бова, я должна…

- Нет, милая, отдохни, - мутант взбила ей подушку. – Тебе роды дались тяжело. Как только ты поправишься, ты поедешь к Максу, как и хотела. И вы вновь будете жить счастливой семьёй. Скоро всё случится.

- Я так хочу, чтобы он увидел своих детей, - на глазах у Магды выступили слёзы. – Особенно сына. Он так на него похож.

- Они оба на вас похожи, - улыбнулась Бова. – Отдыхай, дорогая.