Септимий Север. Африканец на Палатине

Рассказ, что и говорить, красочный, но какой-то малоубедительный. Не упомянут Эвод, центурион Сатурнин назван трибуном, само убийство происходит не днём, а ночью. При этом близ дворца людная улица… Главное же, Каракалла – не предводитель заговора, а изобличитель злодея… Похоже, Геродиан добросовестно изложил официальную версию властей, согласно которой был казнён злоумышленник, собиравшийся избавиться одновременно от обоих августов²⁸. Странным представляется и вот что: почему-то забыт цезарь Гета, в случае смерти отца и брата совершенно законный их преемник во главе Империи.

Конечно, не исключено, что Дион Кассий, крепко не жаловавший Каракаллу, мог преувеличить его роль в организации рокового для Плавциана заговора. В таком случае можно предположить решающую роль в сокрушении фаворита августы Юлии Домны²⁹. Впрочем, с учётом особенностей её взаимоотношений с временщиком участие императрицы в этом деле очевидно. Дело только в степени.

Ещё одну версию чудесного спасения Септимия Севера и роли в этом его старшего сына изложил Аммиан Марцеллин. По его словам, когда император лежал однажды в спальне, то он «подвергся неожиданному нападению со стороны центуриона Сатурнина по наущению префекта Плавциана и был бы заколот, если б не оказал ему помощи его уже взрослый сын³⁰». Сообщение позднеримского историка сильно расходится с описаниями современников принцепса. Хотя и те, как мы видим, крайне противоречивы. Зная очевидную пристрастность Диона Кассия, ненавидевшего Каракаллу, и осторожность Геродиана, совсем сбрасывать со счетов любопытный рассказ Марцеллина, возможно, и не стоит.

Вернёмся к трагическим событиям января 2005 года. Сам Север воздержался от обвинений в адрес убитого на его глазах и при очевидном его же согласии фаворита. Выступая в курии на заседании сената о деле Плавциана, император наверняка изумил многих, не выдвинув ни одного обвинения в адрес убитого префекта претория. Единственный прозвучавший упрёк – слабость человеческой природы, свойственная покойному, оказавшемуся неспособным перенести почести, коих его сам принцепс и удостоил. Здесь Север самокритично укорил себя за чрезмерную любовь к Плавциану и почитание его. Далее он предоставил слово тем, кто изобличил заговор префекта, но при этом удалил с заседания тех, «чьё присутствие не было необходимым, чтобы самим отказом дать им понять, что не вполне им доверяет³¹». Таким образом, из-за связи с Плавцианом и подозрений императора многие сенаторы подверглись опасности, а некоторые лишились жизни³². Правда, надо сказать, что, если под подозрение попало немало сенаторов, то погибли всё же немногие. Луций старался чтить свою клятву не казнить «отцов, внесённых в списки» без суда, по одному лишь подозрению… Но исключения всё-таки были. К примеру, видный сенатор, консуляр, женатый на дочери Марка Аврелия – Аннии Аврелии Фадилле, значит, теперь как бы и «родственник» самого Севера, был принуждён к самоубийству. Здесь Луций прямо уподобился Нерону! Дион Кассий отмечает, что за это император подвергся осуждению, надо полагать, очень осторожному и в узком кругу… Сенатор-историк, являя свою объективность и верность правде жизни, указывает, что Север «предал смерти и многих других сенаторов, причём некоторых после того, как им должным образом в его присутствии предъявляли обвинения, давали выступить в свою защиту и выносили приговор³³».