Дион Кассий приводит наглядный пример такого правосудия. Апрониан, весьма достойный человек, побывавший консулом в 191 году при Коммоде, а в 204 году при Севере – наместником провинции Азия, был осуждён за то, что его кормилица якобы видела сон, предвещавший легату императорскую власть. Показания против Апрониана были даны под пыткой, что не скрывалось. Но сенаторов это не смутило. Когда же во время слушаний дела в сенате в присутствии самого принцепса стали выяснять, кто, собственно, слышал об этом злополучном сне и кто передал его содержание, то один из «свидетелей» упомянул некоего лысого сенатора… Историк-очевидец описал, что происходило в курии после этого показания. «Услышав это, мы ощутили весь ужас своего положения. И хотя никакого имени ни осведомитель не назвал, ни Север не записал, все были настолько ошеломлены, что страх охватил даже тех, кто никогда не бывал в доме Апрониана, причём напуганы были не только те, кто вовсе не имел волос на голове, но даже люди с залысинами на лбу. И хотя никто уже не был уверен в своей безопасности, кроме тех сенаторов, которые могли похвастаться густой шевелюрой, все озирались кругом, высматривая вероятных подозреваемых, и перешёптывались: «Это, должно быть, такой-то», «Нет, такой-то». Не стану умалчивать и о том, что тогда случилось со мной, каким бы нелепым это ни показалось. Я пришел в такое смятение, что начал ощупывать волосы на своей голове. То же самое происходило тогда со многими другими сенаторами. И все наши взоры были обращены к более или менее лысым, словно тем самым мы пытались убедить себя в том, что опасность угрожает не всем нам, а исключительно этим людям».34
Наконец, осведомитель, которого едва заметным кивком направили в нужную сторону, указал на совершенно лысого эдила Бебия Марцеллина. Бедняга лишился головы… Казнён был и наместник Азии… Так вот в сенате римского народа в те дни решались судьбы даже столь значимых людей, как легаты и эдилы.
205 год? когда произошла расправа над Плавцианом, был отмечен событием, весьма досадившим Северу. Вплоть до 207 года, около двух лет, Италия страдала от жестоких разбоев. И это при том, что в Риме в те годы пребывал император с сыновьями, а на Аппенинах, в отличие от предшествующей эпохи, стояли многочисленные войска. Некий италиец, прозванный Буллой, собрал банду численностью около боо человек и вовсю занялся разграблением метрополии Империи. Такого наглого разбоя в Италии не было уже около двух столетий. Ещё Тиберий, возглавив державу после Августа в 14 году, принял все возможные меры против потрясений на Аппенинах и, главное, для предупреждения их. Как свидетельствует Светоний: «Более всего он заботился о безопасности от разбоев, грабежей и беззаконных волнений. Военные посты он расположил по Италии чаще прежнего».35 С тех пор, надо полагать, италийское население позабыло о масштабных разгулах преступности. Но вот при Севере, увы, всё изменилось не в лучшую сторону. Во многом здесь была и его вина. Разогнав прежнюю преторианскую гвардию, как мы помним, Луций сам толкнул часть италийской молодёжи, оставшуюся без средств к существованию, но недурно владеющую оружием и, главное, не отягощённую нравственными устоями, на занятие разбоем. С того времени прошло двенадцать лет и среди италийских бандитов выделился высокоодарённый предводитель, с чьей многочисленной шайкой сладу не было. Вот что пишет Дион Кассий о Булле: «Ибо, хотя за ним гонялось множество людей, и сам Север ревностно его разыскивал, он так и оставался неузнанным, даже когда его узнавали, ненайденным, – когда его находили, неохваченным, – когда его захватывали, – и всё это благодаря его щедрым взяткам и изворотливости. Он имел сведения обо всех, кто покидал Рим и кто прибывал в Брундизий, кто и в каком числе там находится и кто сколько с собой имеет. Большую часть людей он, обобрав, тут же отпускал, а вот ремесленников удерживал на некоторое время и затем, воспользовавшись их мастерством, отправлял назад с подарками. Когда однажды двое членов его шайки были схвачены и их вот-вот должны были отправить на растерзание зверям, он пришёл к тюремщикам под видом начальника своей родной области, которому-де требуются люди с такими приметами, и, получив их, таким образом спас своих сообщников. Он также явился к центуриону, которому было поручено уничтожить его шайку, и, притворившись кем-то другим, сам сделал на себя донос, обещал центуриону, если тот последует за ним, выдать разбойника и так, под тем предлогом, что отведёт его к Феликсу (это было другое прозвище, которым он пользовался), завёл его в низину, поросшую густым кустарником, и без труда взял в плен. Затем, облачившись в платье должностного лица, он взошёл на трибунал, вызвал этого центуриона, приказал обрить ему половину головы и сказал: «Передай своим господам, пусть они кормят своих рабов, чтобы те не обращались к разбою».36