Конечно, благосклонность Луция к выходцам из Африки и Сирии очевидна71. Но ведь провинциалы уже в течение двух веков постепенно осваивали столицу. В конце концов, выходцы из Испании Траян и Адриан, пусть последний и родился в Риме, достигли высшей власти. Север лишь продолжил ими созданную традицию. Да и неважно, из какой провинции вышел тот или иной государственный деятель или даже простой чиновник. Главное, чтобы они были преданы Риму и верно служили Империи. Впрочем, Италия не была в забвении. В окружении «африканца на Палатине» было немало италиков72. Справедливо здесь говорить о продолжающейся «провинциализации» как местных властей, так и центрального аппарата Империи73. Да, Сирия была скорее эллинизированная провинция, нежели романизированная. Но в имперскую эпоху это пороком не считалось. Что до Африки, то там проблемы со знанием латыни были. У самого Луция сохранялся характерный африканский акцент, а родную сестру ему пришлось отправить из Рима на родину в Лептис, ибо её латынь позорила в столице семью принцепса. Но разве это сколь-либо мешало Северу блюсти римские имперские интересы как во внешней, так и во внутренней политике?
Конечно, на первый взгляд, многие действия императора противоречили привычным традициям, хотя исторически новыми не были. Это и временами жёсткий курс по отношению к сенату, и предпочтение всадников и представителей офицерского корпуса при замещении мест в администрациях, и ряд правовых решений явно в пользу низших слоёв населения… Но ведь в основе своей все эти решения вызывались необходимостью и являлись давно уже назревшими74. Или же повторяли крайности иных предшествовавших правлений. Отсюда справедливо утверждение, что политика Луция Септимия Севера никак не могла быть направлена на разрыв с предшествующей эволюцией политической системы Империи75. Безусловно, действия Севера по управлению государством фундаментально опирались на военную силу, приведшую его к власти, в которой он справедливо видел главную свою опору76, но вот можно ли при этом говорить о наступившей милитаризации всего государственного управления? Армия всегда в Римской империи поставляла кадры для гражданской бюрократии. Военная карьера была отличным трамплином для занятия высоких должностей в провинциях и в столице. Но до поры до времени это вовсе не означало, что именно армия – главная кузница кадров государственного управления. А разве недостаток почтения к сенату был чем-то новым в римской истории? Ещё Тиберий, покидая сенатскую курию, презрительно говорил: «О люди, созданные для рабства!»77 Слова эти он произносил по-гречески, полагая, должно быть, что столь жалкие люди благородной латыни не достойны. Можно вспомнить и Нерона, которого шут веселил словами: «Я ненавижу тебя, Нерон, потому что ты сенатор!» Более того, принцепс-артист «намекал часто и открыто, что и остальных сенаторов он не пощадит, всё их сословие когда-нибудь искоренит из государства, а войска и провинции поручит всадникам и вольноотпущенникам»78. На этом фоне отношение Севера к сенаторам – едва ли не верх доброжелательности.
Надо сказать, что критический взгляд на тезис о милитаризации государственного управления при Севере уже не раз высказывался в исторической науке79. Проведённый А.Л. Смышляевым тщательный анализ эволюции римского государственного аппарата позволил ему отказаться от определения «милитаризация государства» в пользу другого – «бюрократизация государственного управления»80. Эта концепция встретила у коллег как поддержку, так и критику81. Думается, что термин «бюрократизация» более убедителен. Лишь со временем, когда римская армия, ощутив себя окончательно главной силой политической жизни державы, взвалит на свои плечи эту непредусмотренную для неё ранее роль, дело закончится острейшим кризисом, потрясшим Империю в III веке82. Эти события 235 _ 2§ 4 гг. и войдут в историю как «Эпоха солдатских императоров». Кстати, первая попытка легионов самим решить вопрос о новом принцепсе восходит к 14 году. Тогда войска, стоявшие на Рейне, возжелали видеть на Палатине не наследника Августа Тиберия, а наместника Галлии Германика… Так что у претензии армии на то, чтобы по своей воле ставить правителей Империи, были глубокие корни…
Вернёмся к политическим достижениям Септимия Севера. Главными из таковых должно признать предотвращение раскола державы, консолидацию элит, укрепление внешнеполитических позиций Рима83. Ну и, конечно же, у Луция огромные заслуги в развитии римской юриспруденции. «Он издал весьма справедливые законы» – писал об этом императоре Аврелий Виктор84. Главным историк полагал то, что Север «не оставлял безнаказанным ни малейшего грабежа, потому что сей опытный муж понимал, что такое происходит обычно по вине вождей или из-за вражды партий85».