Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь

Подобное образное описание смены времен года подразумевает неразрывность процесса обретения и утраты, рождения и смерти, увядания и роста, который непременно воспроизводится в каждом новом природном цикле, “радости при сборе урожая и принесения жертвы, кровь которой является платой за собранный урожай”[47]. В этом контексте кровь Гавейна, капнувшая на снег после третьего удара Зеленого Рыцаря, является своеобразной платой за получение пояса от леди. Вспомним, что еще в самом начале поэт указал на то, что все в мире меняется и взаимодействует, как “радость и горе” постоянно сменяют друг друга.

После новогоднего пира в Камелоте проходит год, и при дворе понимают, что беспечное желание Артура узнать о каком-нибудь приключении, спровоцировавшее появление Зеленого Рыцаря и воспринятое всеми как рождественская игра, оборачивается чрезвычайно серьезным делом. Исходом его может оказаться — и тому видится мало препятствий — смерть Гавейна. Идея о том, что “начала никогда не схожи с концами” (22), напоминает о линейности человеческой жизни. Но в сочетании с идеей цикличности жизни природы, в которой смерть всегда предшествует рождению, она указывает на то, что если Гавейн и выйдет живым из испытания, то станет другим человеком. Причем, чтобы выйти из испытания с новым опытом и знанием, ему придется заплатить за это значительную цену, иными словами, определенным образом “переродиться”.

Таким образом, композиция романа характеризуется пространственно-временной симметрией. Начинаясь в осажденной Трое, действие замыкается в круг, возвращаясь в конце к тому же пункту, откуда началось, как если бы следовало по линиям “бесконечного узла” герба Гавейна, а все его элементы были “вместе сплетены священным сопряженьем”, но не имели “ни начала, ни конца” (28).

Роман композиционно “закольцовывается”.

Кольцевых структур и мотивов завершающегося цикла достаточно много в “Сэре Гавейне”. Это и совпадение первой и последней строфы романа (при полной идентичности первой и последней строки: “Siþen þe sege and þe assaut watz sesed at Troye” — “После пожара и падения Трои”), и несколько рамочных конструкций, а также пространственно-временная симметрия, которые приводят к концентрации внимания на событиях в замке, и мотив длящегося год и один день испытания. Каждая из сцен искушения тоже заключена в кольцо из охотничьих сцен. Реализации идеи завершения цикла подчинен и прием, с помощью которого поэт вводит читателя в заблуждение относительно истинного испытания Гавейна, которое вроде бы должно состояться у Зеленой Часовни. Однако у часовни автор устами Бертилака отсылает Гавейна назад, к событиям в замке, а вместе с ним — и все понявшего и узнавшего читателя. Ему, обретшему знание, как и герою, предлагается еще раз пересмотреть все происшедшее и оценить это взглядом уже знающего человека.

Способ организации пространственно-временной структуры произведения позволяет создать необходимую глубину изображения. Пространство и время в “Гавейне” делимы, что необычно для романов артуровского цикла, в которых картина всегда такова: “Артуровский мир возник бесконечно давно, существует очень долго... по сути дела всегда... артуровское королевство не имеет четких границ, и это символично: Артур царит там, где существует дух рыцарственности”[48]. В “Гавейне” же королевство Артура локализовано во времени с достаточной степенью определенности. Оно не существовало всегда — оно появилось лишь после Трои и Рима и вследствие прибытия Брута на Британские острова. Артур — вовсе не единственный, но лишь славнейший из всех королей, что жили в Британии (2). Происходит определенное отождествление королевства Артура с современностью. Период царствования Артура — это век идеального рыцарства, а XIV век в Англии — это тоже век идеального рыцарства. Рассказывая историю из легендарного прошлого, поэт “Гавейна” описывает быт, архитектуру, одежду именно XIV в. Осовременивание, конечно, было характерной чертой средневекового искусства в целом, однако представляется, что у поэта “Гавейна” связь между прошлым и настоящим имеет более глубокое обоснование. Вспомним хотя бы девиз Ордена подвязки, написанный после последней строки романа, — это очевидная привязка рассказанной истории к настоящему, а не традиционное осовременивание “преданий старины глубокой”. Камелот, как уже говорилось, вероятно, сопоставляется в романе с лондонским королевским двором, а замок Бертилака — с двором провинциального аристократа — покровителя поэта “Гавейна”. Т.е., помимо временной, в романе имеет место и пространственная конкретизация, которая предполагает делимость пространства.