Серафим

Пока лифт спускал меня в вестибюль, эмоции, которые Ашер всколыхнул, раздувались, как разреженный воздух. Я испытывала ярость, разочарование и тревогу. Счет Джейса плавал у меня перед глазами, будто я смотрела на его профиль на голоранкере. Я не пошла в Центральный парк. По ночам это не самое приятное место. Даже для бессмертного. Вместо этого я направилась к Таймс-сквер.

Я потерялась в топоте, гудках машин, визге тормозов, болтовне тысячи голосов, говорящих на сотне разных языков. Я ослепла от буйства красок анимированных рекламных щитов, бликов фонарных столбов и фар, сияния гигантских экранов и вспышек театральных вывесок.

В какой-то момент я забрела в захудалый бар, обклеенный таким количеством бродвейских постеров, что невозможно сказать, из чего сделаны стены. Не то чтобы меня это волновало. Все, чего мне хотелось, – притупить свой неспокойный разум. Я заказала водку со льдом, надеясь, что у меня не спросят удостоверение личности. Мне не хотелось предъявлять фальшивое, поскольку это стоило бы мне пера. Бармен принесла мой заказ без лишних вопросов. С другой стороны, у нее было так мало клиентов, что она, вероятно, рада моему появлению. Когда я осушила стакан, меня осенило, что я не взяла с собой сумку. Порывшись в карманах в поисках наличных, нашла только пачку жвачки и две монетки по десять центов. У меня даже телефона не было.

Такая неорганизованность мне не свойственна. Я винила в этом архангела. Решив, что разберусь с оплатой позже, я заказала вторую порцию напитка, когда на сцену вышла женщина и исполнила песню из «Призрака оперы», от которой у меня по коже побежали мурашки. Мими обожала этот мюзикл, но восторг я испытала по иной причине. Все дело в женском голосе, его томный и неземной резонанс так сильно контрастировал с этой дырой.

Когда я приступила к третьему стакану, оставив всякую попытку соблюдать умеренность, у меня заныли кости крыльев. Как бы далеко я ни убегала от ишимов, они всегда рядом. Зачем я вообще хотела вознестись? Какой в этом смысл? Да, я скучала по Мими, но я провела с ней четыре года. Четыре фантастических года. Разве этого не достаточно? Что касается Лей-Найи – как только у нее появятся кости крыльев, я смогу с ней видеться. Наставлять ее. Помогать ей отсюда.

Я опрокинула весь стакан одним глотком. А когда повернулась к бармену, чтобы попросить еще, она нахмурилась.

– Ты уверена, дорогуша?

Я уверена, что хочу забыть о сегодняшнем хаосе.

– Да, – сказала я.

– Нет, – в это же время ответил кто-то позади меня.

Я повернулась к человеку, который осмелился забрать у меня возможность принять решение.

– Уходи, Сераф.

На сцену вышел новый исполнитель, молодой парень с длинными дредами, которые подпрыгивали на плечах, пока его пальцы танцевали по клавишам пианино, наполняя бар умопомрачительно великолепной мелодией. Беру свои слова обратно. Это место вовсе не захудалое. Это находка, настоящий неограненный алмаз. Мне нужно записать название, чтобы вспомнить его утром и вернуться, когда во мне не будет ни водки, ни ярости. И с кошельком.

Я взглянула на Ашера, который навис надо мной, словно мой личный телохранитель.

– Раз уж ты здесь, Сераф, – с моих губ сорвалась икота, – почему бы тебе не принести пользу и не заплатить этой милой даме за мои напитки?

Его взгляд впился в меня, словно пытаясь достать саму душу. Уверена, он считает меня жутко неизящной неоперенной, но мне все равно. Меня это не волновало.

– Сколько ты выпила?

Я подняла лицо и улыбнулась.

– Достаточно, чтобы потерять перо. Или два. Сейчас не чувствую костей крыльев.

Его грудь наполнилась воздухом, когда он достал деньги из – я даже не знаю откуда, поскольку ни в его замшевых брюках, ни в тунике карманов нет, – и положил их на барную стойку. Когда он наклонился ко мне, я почувствовала, как нос наполняется запахом Ашера.

– Это покроет ее счет?

Я понятия не имела, что ответила женщина позади меня. Было слишком громко. Снаружи и внутри. И аромат Ашера. Ох, Элизиум, он отвлекал. Я могла бы лизнуть его шею, если бы водка не приклеила мой язык к нёбу.

– Ты готова идти?

– Что? – Я прижала руку к груди, испустив фальшивый вздох, за которым последовала настоящая икота. – Ты спрашиваешь, вместо того чтобы приказывать?

В ответ на мою насмешку он вздохнул.

– Забудь, что я спросил. Идем.

– Ах… Вот и архангел, которого я знаю и ненавижу. – Снова икота.

– Селеста… – прорычал он.

– Что, Сераф? Тебе позволено указывать на недостатки каждого, – моя грудь сжалась от икоты, – но нам нельзя указывать на твои. Потому как, позволь мне сказать тебе, – я ткнула указательным пальцем в его твердую, точно камень, грудь, – у тебя их та-а-а-к, – вновь икота, – много.

Я спрыгнула с табурета, но не рассчитала приземление и врезалась в Ашера.

– Ты можешь идти?

Я указала на свои ботинки.

– Не вижу причин, почему нет. У меня две ноги. – Я прищурилась. Вообще-то четыре. Нет. Не может этого быть…

Сделав шаг, я споткнулась. Ладно, возможно, не могу. Или, по крайней мере, не очень хорошо. Прежде чем я успела сделать еще одну попытку, Ашер подхватил меня, словно я мешок с рисом.