Но очень скоро мысли Серафины снова вернулись к тому мрачному делу, которое привело их к мистеру Олмстеду.
— Но кто же все-таки этот человек на фотографии? — спросила она.
— Ах, да, — посерьезнел архитектор. — Вернемся к нашему рассказу. Взявшись за восстановление земель, мы вскоре выяснили, что вырубкой и продажей леса занимаются не случайные люди и не время от времени. Всем этим делом заправляет хитрый и жестокий бандит по имени Юрайя. Он имел не больше прав на землю, чем остальные фермеры и скотоводы, но сумел обманом подчинить их себе. Он давал деньги в долг под большие проценты, он оказывал услуги, за которые позже требовал отплатить. Поэтому почти все местные фермеры были у него в долгу или просто боялись ему противостоять, поскольку с теми, кто пытался ему сопротивляться, случалась беда. К тому моменту, когда мы взялись за работу, все местные жители находились в полном подчинении у Юрайи. Возможно, он когда-то был рабовладельцем, потому что ему нравилась власть над другими люди. Казалось, он был одержим желанием держать под контролем всех и каждого.
— Но дядя ведь купил эту землю, — с недоумением сказал Брэден.
— Да, конечно. Более ста двадцати пяти тысяч акров — площадь четырех округов. Он приобрел их по закону у настоящих хозяев, но браконьерам во главе с Юрайей было плевать на законного владельца. Они вырубали деревья на протяжении многих лет и не собирались останавливаться. Юрайя считал эту землю своими собственными владениями.
«Своими собственными владениями», — мысленно повторила Серафина.
— Конечно, начиная мелиорацию и строительство дома, мы думать не думали, что придется иметь дело с этим Юрайей. Несмотря на многолетнюю власть над местными фермерами, было очевидно, что лучшие времена для него остались позади. Возможно, его мучили раны, полученные на войне, или тяжелая неизлечимая болезнь. Он плохо себя чувствовал, но ожесточенно цеплялся за уплывающую из рук власть, как будто от этого зависела его жизнь. Мы не понимали, почему он никак не перестанет предъявлять свои незаконные требования и не покинет эти места. Но Юрайя относился к людям, которые не сдаются. Он начал бороться с нами.
— И что сделал мой дядя? — спросил Брэден.
— Ну, естественно, никто и близко не подпустил бы этого Юрайю к твоему дяде. Но у управляющего поместьем мистера МакНейми постоянно происходили стычки с ним, так же, как у архитектора дома мистера Ханта и у меня. Один конфликт за другим. Мы стали общаться с фермерами напрямик, минуя Юрайю. Мы предлагали им работу и участки земли. Нам требовались помощники, и эти люди были только рады поддержать нас. Многие выстроили себе дома здесь, кто поселился в городе. Но Юрайя ненавидел нас и по-прежнему пытался диктовать, что нам можно делать, а что нельзя, устанавливал какие-то границы, которые запрещал нам переступать, словно был собственником поместья.
У нас были все права на землю, и мы могли бы избавиться от браконьера, но нам хотелось поступить с ним по-хорошему. Я никогда не доверял ему, чувствовал, что он гораздо опаснее, чем кажется, и мне не хотелось превращать его в откровенного врага. Нет ничего страшнее отчаявшегося человека. Но мистер Хант не разделял мои сомнения. Он обращался с Юрайей так, как тот того заслуживал. И Юрайя в ответ ненавидел и презирал его.
— Но Юрайя не был знаком с мистером Вандербильтом? — спросила Серафина.
— Лично нет. Но, конечно, браконьер о нем знал и даже ненавидел больше всех остальных, поскольку считал, что именно Джордж виноват во всех его неудачах.
— Но ведь дядя не был виноват! — заволновался Брэден.
— Не был, — согласился мистер Олмстед, — но Юрайя думал иначе.
Вошел лакей с серебряным подносом, на котором стояла фарфоровая посуда с монограммой Билтмора. Серафина и Брэден молча наблюдали за тем, как он медленно подавал чай. Лакей не спеша поставил на стол поочередно блюдце, чашку, чайник, сахарницу, молочник, положил чайную ложечку, а затем неторопливо налил в чашку горячий чай. Казалось, он никогда не уйдет.
Стоило лакею выйти, как Серафина немедленно продолжила разговор.
— Так что же случилось с Юрайей в конце концов?
Мистер Олмстед сделал глоток из чашечки, опустил ее на блюдце с тихим звяканьем.
— Он слишком долго испытывал наше терпение, и в конце концов мы не выдержали. Произошла жестокая ссора. В результате мистер МакНейми велел охране — это более двадцати вооруженных человек верхом — связать Юрайю и увести силой.
— Что они с ним сделали? — спросил Брэден.
— Доставили поездом на побережье. По-моему, речь шла о том, чтобы посадить его на корабль, отправляющийся в дальние края. В любом случае мы были рады расстаться с ним.
— А Юрайя, наверное, страшно разозлился, — заметила Серафина.
— Это очень мягко сказано. Не буду повторять все сказанные им в наш адрес оскорбления, все проклятия и обещания вернуться и убить нас. «Даже через сто лет, — кричал он, — я вернусь сюда и сожгу ваш дом дотла!»
— Постойте, — вздрогнула Серафина, — он именно так и сказал? Вот этими самыми словами?