Серая кошка в номере на четыре персоны

«Какого черта она ему все это докладывает?» — возмутился он и вдруг почувствовал себя лишним в этой компании: они говорили о чем-то, а он был всего лишь сторонним наблюдателем. Чтобы избавиться от этого ощущения, он решил выпить вина, но бутылка была пуста, и он стал оглядываться по сторонам в поисках официантки, совсем, как несколько минут назад субъект, у которого не сработала зажигалка.

— Может, коньячку желаете? — предложил субъект, поднимая пузатый графинчик.

Он хотел ответить резкостью, но ничего путного на ум не пришло, и тут, к счастью, объявилась официантка.

— Бутылку «Рислинга», — громче, чем следовало, сказал он.

— Сию минуту, — ответила официантка, сноровисто убирая со стола пустые тарелки.

— Может, хватит? — теперь она говорила по-русски, и он пропустил ее слова мимо ушей.

— А со мной рассчитайтесь, золотко, — субъект достал кожаный, с монограммой бумажник, выложил на скатерть две трешки и забренчал в кармане мелочью.

Официантка заглянула в блокнот.

— Шесть девяносто.

— Шесть сорок, любезная, — сварливо поправил субъект. — Хотел ведь полтинник на чай дать, а теперь перебьешься.

И он демонстративно кинул на стол пару двугривенников. Официантка залилась краской, но промолчала.

Субъект не спеша разложил по карманам сигареты и бумажник и поднялся.

— Веселого времяпрепровожденьица вам.

— До свидания, — сказала она.

Он промолчал.

Он молчал до тех пор, пока не вернулась официантка с бутылкой «Рислинга».

— Здесь будете пить или с собой возьмете?

— Здесь. Откупорьте, пожалуйста.

Халида пристально взглянула на него, но ничего не сказала. Официантка налила вино в фужеры и отошла к другому столику.

— Ну что ты на меня смотришь? — не выдержал он. — Первый раз видишь?

Она покачала головой.

— Сейчас ты, наверное, похож на моего отца.

— Такой же старый? — брякнул он, не подумав, и прикусил язык. Она сделала вид, что не расслышала.

— Он был ужасно упрямый. Мама рассказывала, что когда они решили пожениться, он настоял на том, чтобы свадьбу сыграли на Полтавщине. Как она ни отговаривала — ни в какую. Он туркмен, она украинка. Да к тому же первая красавица на селе. После свадьбы заманили его хлопцы на гумно и поколотили как следует. Неделю отлеживался.

— Это ты к чему?

— А к тому, что мне тебя сейчас ужасно поколотить хочется.

— За чем же остановка? — усмехнулся он. — Начинай.

— Прямо здесь? — ужаснулась она.

— А почему бы и нет? Самое место. Глядишь, и в милицию угодим.

— Этого еще недоставало!

Они взглянули друг на друга и весело рассмеялись.

И за окном перестал сеять снег, и выглянуло солнце, и она глядела на него ясными, как весеннее небо, глазами, и глаза ее беззвучно смеялись.

А потом они отправились вдвоем бродить по Москве. И была Третьяковка, ВДНХ, ажиотаж и несусветная толчея магазинов, и в самом конце дня — золотистая от опавшей листвы скамейка в Александровском саду.

В газетном киоске, куда он подошел купить сигареты, ему попался на глаза последний номер «Звезды Востока». Он пробежал оглавление и выложил на прилавок полтинник.

— Пирожки с мясом! Горячие пирожки! — надрывалась неподалеку лотошница в белом переднике поверх стеганой безрукавки.

— С зайчатиной? — деловито осведомился он, сворачивая кулек из газеты.

— С чем? — опешила стеганка.

— С зайчатиной. Меншиков такими торговал. Слыхивали, небось? Алексашка.

— Не знаю, чем Сашка торгует, а наши пирожки с говядиной.

— Так уж к с говядиной?

Стеганка смерила его уничтожающим презрительным взглядом.

— Не нравится — не берите.

— А попробовать можно? — не унимался он.

— Не морочь голову. Ишь, чего захотел. А еще в очках.

Лотошница принялась собирать свое хозяйство, явно намереваясь улизнуть подобру-поздорову.

— Ладно уж, — миролюбиво сказал он. — Не серчайте, чего там. Давайте шесть штук.

Мировая не получилась. Стеганка сложила в кулек пирожки, отсчитала сдачу и удалилась с видом оскорбленной добродетели, толкая перед собой тележку.

— Ну и народ пошел! — он возмущенно пожал плечами. — Слова никому не скажи.

— О чем это вы? — поинтересовалась она, доставая из кулька пирожок. — Такая оживленная беседа.

— О том о сем. Об Александре Меншикове, например.

— Ну и как?

— Фиаско. Толстой у общепитовцев не в почете.

— А «Звезда Востока»?

— Не спросил. Узнать?

— Не стоит.

— По-моему, тоже не стоит.

Она положила журнал на колени и стала перелистывать свободной рукой.

— В горле пересохло, — сообщил он. — Схожу за лимонадом.

Она кивнула, не поднимая головы.

Вернувшись с бутылкой и двумя бумажными стаканчиками, он встретил ее настороженно-внимательный взгляд.

— Что-то случилось?

— Тут твои стихи.

— А что в этом плохого?

— Ничего. Мог бы сказать раньше.

— Я их сам только что увидел.

— Я не о том. Мог сказать, что пишешь стихи.

— Милая! Не далее, как вчера, я пичкал тебя ими до одурения!

— Но ты не сказал, что они твои!

— Прости.

Он налил лимонад в стаканчик и протянул ей. Она поблагодарила кивком головы, отпила немного и поставила стакан на скамейку.

— По-моему, стихи хорошие.

— По-моему — тоже.

— Тебе уже говорили, что ты хвастун?

— Тысячу раз. — Он сокрушенно вздохнул. — А с меня как с гуся вода. Общество книголюбов чему угодно научит.