Подмораживало. С характерным хрустом к стоянке подкатывали «Волги» и, описав полукруг, уносились, стремительно набирая скорость, по прямому, как стрела, шоссе, по обе стороны которого угадывались заснеженные силуэты деревьев. Местность чем-то напоминала «Березки», и ночь была почти такая же — с морозцем и редкими порхающими снежинками, и он вдруг отчетливо представил себе, как они идут вдвоем по этой дороге, теряющейся где-то в прочерченной двумя цепочками огней бесконечности. На душе стало тоскливо и неуютно, он почувствовал себя одиноким, и затерянным под огромным, затянутым белесой мглой небом и решительно направился в зал, высвеченный изнутри, словно огромный аквариум.
Зал жил своей, подчиненной аэрофлотовским законам, жизнью. Он отыскал свободное место возле капитана пограничных войск, направляющегося, как выяснилось, на Дальний Восток с женой и целым выводком белобрысых ребятишек, и от нечего делать принялся разглядывать снующих мимо пассажиров. Занятие это ему скоро наскучило, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. «Не уснуть бы, — с усталым безразличием подумал он, — чего доброго рейс проспишь».
Наверное, он все-таки задремал, потому что не сразу сообразил, что к чему, когда чей-то высокий голос произнес над самым ухом:
— Вот это встреча!
Какое-то время он продолжал сидеть с закрытыми глазами, потом медленно провел ладонями по лицу, прогоняя остатки сонливости, и только после этого взглянул на подошедшего. Встреча была и в самом деле странная: перед ним, сверкая кожаным великолепием отороченного пыжиком реглана, стоял их сосед по столику в кафе. «Тебя только недоставало!» — с раздражением подумал он и пробурчал что-то невразумительное, давая понять, что он далеко не в восторге от встречи. Однако отделаться от типа оказалось не так-то просто.
— Задерживается рейс? — жизнерадостно осведомился тип и, не дожидаясь ответа, сообщил чуть ли не с восторгом: — Вот и мой тоже! Опять мы с вами коллеги. Судьба-индейка!
— Курица! — буркнул он.
— Что?
— Мокрая, ощипанная, чахлая курица, а не индейка.
— Ну, это вы зря. — Собеседник довольно бесцеремонно подвинул в сторону его портфель и водрузил рядом нечто среднее между чемоданом и вместительной дорожной сумкой. «Нечто» изобиловало ремнями и всевозможными застежками.
— Как говорится, нет худа без добра.
«Еще как есть!» — угрюмо подумал он.
— Вам в каком направлении?
— В южном.
— Сочи? Адлер?
— Ташкент.
Теперь он проснулся окончательно, но желания продолжать разговор от этого не прибавилось.
У ближней стойки шла регистрация билетов, судя по суетящимся у окошка гипертрофированным кепкам и роскошно подбритым усикам — в какой-то из кавказских городов. Суперкепки переставляли с места на место огромные чемоданы.
«Чемоданщики! — подумал он с раздражением, почти злостью. — А почему, собственно, чемоданщики?» Субъект рядом бубнил что-то свое.
— Что значит «чемоданщик?» — резко спросил он.
Субъект вытаращил глаза и на всякий случай подвинул поближе свое, дорожное чудо.
— Вор, по-видимому. А что?
— Ничего. Да хранит вас аллах от чемоданщиков.
Тип посмотрел на него с сомнением и, поколебавшись, решил не оставаться в долгу.
— Скажите, дервиш — это ругательство?
— В зависимости от конъюнктуры. В нашем случае это был комплимент.
— Я почему-то так и подумал.
— Вот как?
— Да. — Субъект даже кивнул для вящей убедительности. — Понимаете, голос у нее был такой… — Субъект поискал нужное слово, не нашел. — И выражение глаз…
«Что бы ты понимал в этом, пижон!» — подумал они вдруг с тоскливой отчетливостью представил себе ее — одну, в пустом гостиничном номере. Потом он увидел себя со стороны: перед носом у ошарашенного соседа разлетаются клочья изорванного билета, хлопает дверца такси, о лобовое стекло со свистом разбивается ночь, испуганно шарахаются встречные машины, взвизгивают тормоза возле запорошенных снежком ступенек «Алтая», он взбегает по лестнице, распахивает дверь в номер…
«Нет? — приказал он себе. — Прошлое не возвращается. А это уже в прошлом. И самое время менять пластинку».
— …А я даже не знаю, как вас зовут, — дошел до его сознания пронзительный голос собеседника. — Знакомы и не знакомы.
«Чего ему от меня надо?» — подумал он, окончательно приходя в себя.
— Лева, — представился субъект.
— Лев, стало быть.
— Леопольд Владиславович.
— Тогда уже Лео.
— Лева как-то привычнее.
— Лева так Лева. — Он назвал себя, поинтересовался: — Чем заниматься-то изволите?
— Да так, — Лева замялся. — Всем понемногу. А вообще-то я художник по образованию.
— Лучше не скажешь.
— Ну, а вы?
— Журналист, с вашего позволения. По призванию.
— Пассажиров, отлетающих по маршруту Москва — Ташкент рейсом… — раскатился по залу голос информатора.
— Ну вот и отлетаю, — усмехнулся он, вставая со скамьи.
Поднялся и художник. Протянул узкую ладонь с перстнем на безымянном пальце.
— Счастливого полета.
— Прощайте.
— Зачем же так категорично? Может, встретимся.
— Вряд ли.
— Не хотите?
— Это что-нибудь меняет?
— Как знать, — засмеялся Леопольд Владиславович.