Серая мать

Кричал дистрофичный незнакомец, распахивая дверь в двадцать четвертую квартиру.

Кричал Семен, вдруг метнувшийся на помощь соседке.

Олеся успела заметить, как он схватил ее и рванул на себя. Потом что-то больно пихнуло в бок ее саму.

С неожиданной силой тощий человечек втолкнул всех по очереди в свою квартиру и, едва не прищемив Семена, тащившего Ангелину Петровну, с грохотом захлопнул дверь прямо под носом пролезшей в тамбур твари.

15

В двадцать первой квартире было светло.

Лиля только что обошла все комнаты, щелкая выключателями. В туалете и в ванной она тоже зажгла свет. Пусть будет.

Темной оставалась только детская, где наконец-то заснул накапризничавшийся за день Даня. Аллилуйя! Сегодня он весь день выводил ее из себя: ныл, приставал, чуть что – плакал… Под вечер пришлось даже отвесить ему пару оплеух.

Или это было не сегодня?

Покачнувшись, Лиля схватилась свободной рукой за край огромного шкафа-купе, занимающего всю стену в прихожей. Другая рука свисала вниз. Пальцы обнимали горлышко полупустой бутылки. Виски. А до этого был коньяк, но уже кончился.

И когда она успела столько выпить?

Муж устроил бы скандал, если б узнал. Но он не узнает. Он в командировке. Завтра она купит такие же бутылки и поставит их в бар вместо этих. Он и не заметит. Лиля так уже делала. А сегодня…

Сегодня был ужасный день. Ты имеешь полное право выпить.

Встретившись взглядом с собственным отражением в зеркальной двери шкафа, Лиля улыбнулась себе. Слегка припухшие глаза смотрели осоловело. Тушь, нанесенная утром перед выходом, размазалась.

Весь этот день прошел как в тумане. Она точно помнила, что все время переживала о чем-то, но подробности почему-то терялись, высыпались, как пазлы из разорванной коробки. Сумасшедшие соседи, барабанившие в дверь… Какие-то фрики на лестнице, жутко напугавшие Лилю… И Даня, вечно ноющий, мерзкий Даня!

Прибить бы его…

И почему она тогда не сделала аборт? По-тихому. Не сообщая ничего мужу. Так нет же, побежала советоваться с ним, с матерью… Курица тупая!

Помрачневшим взглядом Лиля окинула свое отражение. Хорошо хоть фигуру после родов удалось сохранить. Хотя какой от этого толк, если муж на нее почти не смотрит? Только и твердит: следи за ребенком, поиграй с ребенком, погуляй с ребенком…

Бесит!

Лиля в очередной раз приложилась к бутылке.

Да чтоб они оба сдохли!

Сделав еще пару глотков, она попыталась вернуться к событиям дня. Алкогольная анестезия действовала прекрасно, обволакивала мягким коконом, сглаживала все острые углы.

Переживать не о чем.

И правда, не о чем. Весь день проваляться дома не так уж и плохо, верно? Правда, с самого утра отрубился Интернет, но это ерунда. Это тоже могло подождать до завтра – на компе достаточно скачанных сериалов. А идти к матери не особо-то и хотелось. Тем более что та, кажется, и не огорчилась.

Лиля попыталась припомнить телефонный разговор с матерью (она ведь должна была позвонить той, предупредить, что они не придут, верно?), но не смогла. Да и черт с ним. Раз ничего не запомнилось, значит, мать сильно не возмущалась.

Вот и правильно. Нечего лезть в чужую жизнь.

Телефонного разговора с мужем Лиля тоже не помнила.

Ну конечно, она ведь не смогла дозвониться! Укатил в какой-то Мухосранск, где даже связь не ловит…

Отлепившись от зеркала, Лиля прошаркала в гостиную, неловко плюхнулась на диван и уставилась перед собой, в широкий прямоугольник плазменной панели.

Глянцевая черная поверхность отражала часть комнаты и саму Лилю, развалившуюся на диване. Приподняв подол и без того короткой шелковой сорочки, она принялась вытягивать ноги и так и этак, чтобы убедиться, что она по-прежнему секси.

Так и есть. Ты секси, детка. С этим не поспоришь.

А ведь она могла бы зависать сейчас где-нибудь в клубе, с подругами – с теми двумя-тремя, которые еще не нарожали спиногрызов, не обабились вконец… Но ни одна из этих сучек сегодня даже не позвонила, чтобы спросить, как у нее дела!

Тупорылые стервы.

Почувствовав себя неуютно – кривляется, как дура, перед теликом! – она одернула сорочку и села ровно. Бутылка, стоящая у дивана, уже опустела, но Лиля не помнила, когда именно допила остатки.

Уютный, отупляющий хмель улетучивался, уступая место чему-то иному, неприятному и тягучему. Как будто мозг волокли по ковру из колючей проволоки. И свет… Она же только что зажгла везде долбаный свет! Почему так темно?

Лиля подняла голову вверх, к большой люстре из стекла и сверкающего металла. Та заметно потускнела, будто сделавшись меньше. Две лампочки не горели, остальные светились слабее обычного. Судорожно замерцав, погасла еще одна лампа.

Точно так же и ты.

От мысли, прозвучавшей в голове ясно и жестко, стало не по себе.

Тускнеешь, разрушаешься…

Мысли сегодня вообще текли иначе. Как будто Лиля глядела на себя со стороны, сурово и беспристрастно.