Серая мать

Едва они собрались уходить, как из оклеенной цветочными обоями гостиной выплыла Алла Егоровна, оглаживая фартук на худеньком животе. На фоне светлой ткани в глаза бросался насыщенно-бордовый маникюр, в тон платью – слишком нарядному, чтобы быть домашним.

– Вы к Ангелине Петровне собираетесь? – морщинистая кисть порхнула вверх, поправляя освобожденные от бигудей кудри. – Вот и правильно, нужно ее проведать, узнать, как она там. Я как раз с уборкой закончила. Вить, может быть, принести ей чего-нибудь? В кладовке варенье должно быть…

Было похоже, что все это время Алла Егоровна не только не слушала их, но и в целом витала мыслями где-то далеко, не осознавая происходящее. Олеся оглядела пожилую соседку еще раз, от макушки до кокетливых лодочек.

«Зачем она так вырядилась?»

На щеках Хлопочкина, только что приобретших нормальный цвет, вновь начали расцветать красные пятна. Семен искоса рассматривал его супругу, словно какой-то неудачный экспонат.

И все-таки с Аллой Егоровной пришлось согласиться. Про Ангелину они действительно не подумали.

– Сходим к ней, – предложила Олеся, стараясь не встречаться взглядом с Аллой Егоровной (совсем как с той старухой в берете), – расскажем, что и как. Ей ведь тоже нужна вода.

Под предводительством Аллы Егоровны все молча вышли из квартиры. Толенька увязался в хвосте. В тамбуре Олеся решилась, придержала Хлопочкина за локоть и тихо проговорила, стараясь быть как можно более убедительной:

– Виктор Иванович, это стресс. И влияние этого места. Помните, вчера Анатолий Сергеевич говорил про Серую Мать, которая забирается в головы? Это правда. Просто поверьте мне. Голос в голове, депрессивные мысли – не поддавайтесь этому. И не давайте жене витать в облаках, возвращайте ее в реальность. Вы поняли меня?

Хлопочкин кивнул. В темном тамбуре он казался вконец одряхлевшим.

Когда Ангелина Петровна открыла дверь, в нос ударил резкий лекарственный запах. Как будто кто-то уронил старую аптечку, рассыпав и разлив все, что в ней было. В сочетании с многочисленными половичками, салфеточками, вышитыми подушечками и мелкими сувенирами, наполняющими ее квартиру, этот запах ассоциировался со старушечьим жилищем, вызывающим отторжение у всех, кроме самой хозяйки.

Странно, что в прошлый раз Олеся не заметила всего этого. Впрочем, тогда было не до того. На фоне монстра из лифта впечатления от горбатых птеродактилей слегка смазались, но теперь она снова вспомнила о них. Как там говорил Толенька? «Можно спокойно ходить, никто не тронет»? А как же эти ящеры?

За спиной у Ангелины из-под тумбы в прихожей порскнуло прочь какое-то темное пятно. На секунду у Олеси перехватило дыхание, а потом она поняла: кошка. Та самая кошка, миски для которой она видела тогда на кухне. От сердца отлегло.

Лекарственное амбре продолжало заполнять тамбур, и Олеся старалась дышать через раз. Судя по напряженным лицам Семена и Хлопочкина, те тоже были не в восторге от вони. Толенька, напротив, специально принюхивался, а Алла Егоровна, кажется, не обратила внимания на запах.

– Как вы себя чувствуете, Ангелина? – с порога защебетала она. – Можно я без отчества? Какие ваши годы!

– Все хорошо, спасибо, – скованно отвечала Ангелина, кутаясь в очередной безразмерный халат. Ее полное лицо все еще было бледным, засаленные волосы, неаккуратно зачесанные назад, липли к шее. На тумбообразные ноги были натянуты шерстяные носки и полосатые гетры. Присутствие посторонних в квартире ее явно тяготило.

– А мы заглянули вас проведать, – продолжала Алла Егоровна с приклеенной улыбочкой. – Вот и ваш доктор пришел! – От ее слащавого щебета Олесю передернуло. – Как ваша рука? Болит еще?

– Все нормально, спасибо, – Ангелина неохотно посторонилась, пропуская рвущуюся вперед Аллу Егоровну, а за ней и всех остальных. – Я обезболивающее выпила, помогает.

Вошедших последними Семена и Виктора Ивановича она проводила неприязненным взглядом. Тщательно заперла за ними дверь, поправила ногой ненароком сбитый Семеном половик и только после этого вошла в комнату, где Алла Егоровна вовсю нахваливала очередную расшитую крестиком подушку.

– …рука поправится, и будете снова рукодельничать! Олесенька, а не пора перевязку делать?

Олеся замешкалась с ответом. В душной, наглухо закупоренной (чтобы не пробрались птицеящеры) квартире ей было не по себе. Хотелось поскорее перейти к настоящей причине визита. И все же она ощутила укол совести: до сих пор ей и в голову не пришло, что раны придется заново осмотреть и перевязать.

– Пока что не нужно, – отозвалась вместо нее сама Ангелина. – Боль только-только успокоилась. Лучше попозже. Я правильно говорю, Олеся?

Не дожидаясь ответа Олеси, Алла Егоровна заговорила снова:

– Ой, и у вас та же беда! – Она подошла к подоконнику, где вместо цветов в горшках плесневели какие-то ссохшиеся комочки. – У меня тоже все фиалки повяли. Ума не приложу, что такое! Неужели в воде что-то…