Серая мать

Только что она покачивалась на мягких волнах, наблюдая неторопливые переливы каких-то фосфоресцирующих густых жидкостей, и вот теперь перед глазами темнота. Впрочем, через некоторое время она сменилась сгущенной графитной серостью. Окно все же излучало едва ощутимый свет, благодаря которому стали видны очертания комнаты.

Вместе со зрением пришел и зуд. Неутихающий, почти нестерпимый зуд под повязкой. Узкий бинт, перемотанный сверху футболкой того парня, давил и скреб по коже при малейшем движении. Раны пульсировали. В ранах ворочались зуд и боль. В ранах скопилось… нетерпение.

Распластавшись на кровати, Ангелина обдумывала это слово, повторяла про себя, беззвучно двигая губами.

Не-тер-пе-ни-е.

В дверь опять постучали. Из тамбура донесся чей-то голос. Кажется, звали ее.

Вставать с постели не хотелось, но, растревоженная каким-то безымянным внутренним волнением, Ангелина все же зашевелилась.

Грузное тело двигалось с трудом. Подняться удалось только с третьей попытки, перевалившись сначала на бок. Когда Ангелина подогнула разбухшие ноги, раздался треск и несколько пуговиц от халата разлетелись в разные стороны.

Ничего, не спеши, дорогая. Торопиться некуда.

Успокоенная теплым голосом тети Кати, Ангелина начала вставать с кровати. Качнулась вперед раз, другой… Неподъемные бедра словно приросли к постели. Сорочка, плотно обтягивающая тело под халатом, потрескивала швами. Как она могла так располнеть за один день? Может, отеки?

Все хорошо.

Знакомый голос ласкал опустевшую голову изнутри, растворял нахлынувшую тревогу.

Все хорошо, дорогая. Ты растешь, как и любое живое существо. Все хорошо. У тебя все получится.

Ангелина уперлась рукой в изголовье кровати, оттолкнулась. Потом еще раз. Да, все в порядке. Вот она и поднялась.

Еще один громкий стук в дверь. Слишком, слишком громкий.

Пошатнувшись, Ангелина ухватилась за металлический стебелек бра. Светильник протяжно скрипнул, но все-таки выдержал. Окончательно выпрямившись, Ангелина заковыляла в прихожую. Под повязкой снова зудело. Справа сверкнули и пропали в темноте глаза Маси. Ангелина всмотрелась во мрак за открытой дверью санузла, но больше ничего не увидела. Наверное, Мася забилась под ванну. Ангелина хотела позвать ее, но на то, чтобы двигаться, уходило слишком много сил. Говорить на ходу было тяжело.

Ноги переступали целую вечность. Каждый шаг отдавался пудовой тяжестью. Руки, похожие на свиные окорока, елозили по распухшим бокам, больше не способные вытянуться вдоль тела. Зуд в ране усиливался, делаясь почти невыносимым.

– Кто там? – Собственный голос оказался странным, булькающим.

Как будто каша во рту. Ангелина откашлялась (легче не стало) и прильнула к дверному глазку. В темном тамбуре было пусто. Кто бы ни стучал в ее квартиру, он уже ушел.

И хорошо. Возвращайся обратно, дорогая.

И Ангелина потопала обратно в свою единственную комнату, яростно расчесывая повязку. Со всех сторон давила духота, густой воздух клокотал в горле, оседал во рту частичками горячей мокроты пополам с песком. С трудом протиснувшись на лоджию, Ангелина распахнула окно, вдохнула освежающую темноту. Стало немного легче. Про крылатых тварей она больше не вспоминала и, оставив окно открытым, так же, с усилием, пропихнула свое тело обратно в комнату.

Зуд не унимался. Нетерпение нарастало. Теперь толстые пальцы едва доставали до нужного места. Проходя мимо стеллажа, Ангелина задела его боком. На пол со стуком посыпались грошовые сувениры. Следом упала небольшая рамочка с вышивкой. Дальше под ногу подвернулся стул, потом живот задел комод. Дело было не в темноте. Неизменное расположение предметов Ангелина помнила с закрытыми глазами. Изменилась она сама, ее тело.

Ты растешь, дорогая. Как все живые существа, ты растешь и изменяешься, ты становишься чем-то иным, чем-то лучшим.

Голос тети Кати заглушался зудом, распространяющимся во все стороны от раны. А еще было режущее давление, из-за которого снова становилось трудно дышать, трудно двигаться.

Халат Ангелина кое-как стянула сама, а затем вытащила из верхнего ящика комода ножницы. В ее непослушной руке они казались непривычно маленькими. Перехватив ножницы поудобнее, она приступила к делу.

Сначала – все то, что мешает. Сорочка, трусы, гетры. С гетрами пришлось повозиться: они были слишком толстыми, а наклоняться из-за разросшегося живота и боков оказалось почти невозможно. Но она справилась.

Некоторое время Ангелина стояла неподвижно среди раскиданных по полу обрезков одежды, наслаждаясь опьяняющим ощущением свободы. Хрупкий скелет потрескивал под увеличивающейся тяжестью ее обнаженных телес.

Оставалось последнее.

У тебя получится, дорогая. Еще немного.