Серая мать

Она обнаружила их в пещере – почти такой же, как оставленная ею, только больше. У них были тощие мосластые ноги, узкие крупы, вытянутые костистые морды с чуткими ушами. Они походили на лысых собак, скрещенных с лошадьми.

Существ было шесть, и они не видели в темноте. Они устроились в дальнем конце пещеры, прижавшись друг к другу, и вслушивались в ночь. Дожидались утра.

Покрепче сжав в кулаке обломок камня, Лиля скользнула внутрь. Пепельный песок бесшумно тек между пальцев, босые ноги ступали медленно и неслышно. Существа всполошились, услыхав предсмертный хрип своего сородича, но было поздно. Обезумевшей фурией Лиля металась среди них, вонзая скользкий от сизой крови камень в шеи и животы.

Режь.

Бей.

Режь.

Бей.

Режь…

Слепо шарахаясь в темноте, натыкаясь на стены и друг на друга, существа слабели от кровопотери, получали новые раны и, наконец, падали на пол. Лиля орудовала камнем, ногтями и зубами, выдирала куски мяса, не обращая внимания, дышит ли еще жертва. Ей нужно было много пищи, ведь у нее внутри росла деточка.

5

Согнутые в локтях руки Хлопочкина были закинуты наверх. Предплечье левой покоилось в углублении между лбом и переносицей, прикрывая глаза. Не так темно, как ночью, но все же лучше, чем бьющий в глаза свет. Можно было бы пойти в спальню, задернуть шторы, в конце концов, накрыться с головой одеялом, но сил на это не было.

Хлопочкин лежал на диване, подняв вытянутые ноги на подлокотник. Сквозь дыру в правом носке высовывался большой палец, хотя Алла заставила его надеть новые носки… вчера? Позавчера? Как и Толенька, он перестал ориентироваться во времени. Все было одно и то же: день сменялся ночью, консервный обед – консервным ужином. Теперь они ели всего два раза в день, вместе с молодыми соседями, у которых вообще не было еды, так что приходилось экономить.

Иногда Хлопочкину вдруг начинало казаться, что соседей на самом деле больше, что вот-вот может прийти кто-то еще и тогда консервов совсем не останется, но никто, к счастью, не приходил. Скорее всего, это просто снилось ему, когда он в очередной раз задремывал на диване. Правда, жена пару раз упоминала какую-то Ангелину, якобы соседку, и это имя казалось Хлопочкину до боли знакомым, но он не мог вспомнить откуда. Наверное, так звали какую-то приятельницу Аллы. Жена в последнее время совсем расклеилась, перестала отличать действительность от своих фантазий. Бродила ночами. Однажды вообще ушла в соседний тамбур и принялась колотить в чью-то дверь. Звала эту Ангелину, точно. Может, она была права, когда начала бояться слабоумия?

Вспомни заразу…

Так и есть: со стороны кухни уже приближался цокот каблуков. Кой черт она их нацепила, в самом деле? Как будто нормальной обуви нет! Грохочет только, на нервы действует… Тут и без того…

– Вить… Витя! – позвала жена, входя в комнату.

Надо было сказать ей про каблуки, но это тоже требовало сил, которых не было. И поэтому Виктор Иванович просто взглянул на жену из-под приподнятой руки.

– Чего?

– Вить, вынеси мусор. Полный мешок накопился уже.

Некоторое время он молча глядел на нее, надеясь, что все это ему снится. Но нет, жена стояла перед ним и говорила всерьез.

– Алла, – наконец вымолвил Хлопочкин, – просто выкини его куда-нибудь сама. Уже без разницы.

Не дожидаясь ее реакции, он отвернулся к спинке дивана и снова накрыл лицо рукой.

– Тебе что, трудно до мусоропровода дойти? – почти выкрикнула ему в спину Алла. – Целыми днями только и делаешь, что лежишь!

Заррраза…

Хлопочкин сжал зубы. Как же ему надоели эти истерики! Не будь он болен, уже давно показал бы этой заразе, где раки зимуют!

– А ты только дурью маешься, – буркнул он в ответ, так и не повернувшись. – Раз не трудно – вот и выкини сама. И хватит кричать, голова уже болит… Нашла тоже мальчика… Принеси-подай…

Короткая перепалка окончательно истощила его. Слава богу, жена оставила его в покое. Лежа неподвижно, Хлопочкин слушал удаляющиеся шаги. Кажется, она вышла из квартиры.

Вернется – опять прицепится. А у тебя сердце.

Так и есть. Как пить дать. А сердце – это не шуточки!

Виктор Иванович собрался с силами, поднялся с дивана, прошаркал в спальню и плотно закрыл за собой дверь. Пожалуй, стоило принять еще одну таблетку.

Выдвинув «лекарственный» ящик комода, Хлопочкин в недоумении уставился на его содержимое. Он боялся остаться без лекарств, но вместо этого постоянно находил все новые и новые упаковки. Названия он не помнил, но знал, что вот эти – точно от сердца. А теперь…

Теперь ящик комода оказался набит доверху. Прямоугольные белые упаковки без всяких опознавательных знаков лежали в нем ровными рядами. Открыв парочку, Хлопочкин обнаружил металлического цвета блистеры с одинаковыми сероватыми таблетками внутри. И снова – ни единой надписи.

– Мистика какая-то… – пробормотал он себе под нос, не вполне понимая, чему именно удивляется. Он ведь знает, что эти таблетки от сердца…

От сердца.