Серая невеста Лиллехейма

Зал взорвался возмущенными воплями, в основном негодовал левый ряд, но Берит не спешила никого успокаивать. Эджил на прозвучавшее обвинение никак не отреагировал, лишь с укором смотрел на сержанта. Та не отвела своего решительного, чуть лихорадочного взгляда.

– Заткнись, Олсен! Заткнись, понял?! И все – тоже заглохните! – Курт встал, сверля глазами опешившего напарника. Закурил, будто понимая, что сейчас его никто не осудит, хоть поблизости и дети. – Эту ночь Петтерсон провел в камере! Лучше скажи, Олсен, где твои жена и дочь? Где они, Олсен?! В каком виде ты их нашел?!

Олсен побелел, уставился перед собой. Его губы зашевелились, будто он убеждал себя в чём-то. Наконец сел. Зал опять наполнили крики. На этот раз вопли летели с левого и правого ряда, сталкиваясь над молчавшим центром. Люди спорили о том, что могло быть, а что нет.

Берит опять наклонилась к микрофону, и это произвело прямо-таки магический эффект – все смолкли.

– Этой ночью многие из вас обратились в таких же волков, – произнесла она с нажимом.

Вопли и взаимные обвинения разразились с новой силой. Каждому хотелось найти причину смерти близких и мало кто готов был возложить ответственность на себя. Толпа понемногу переваривала шокирующую информацию, помогая в том сама себе. Ингри чуть заметно улыбнулась и подумала: «Вот так, девочка, молодец. Дави их понемногу, и они сами до всего дойдут. Кристофер гордился бы тобой».

– Это не всё, – добавила Берит, готовясь сделать последний выстрел по рассудкам жителей Лиллехейма. – Обращенные охотились на собственных и чужих детей. Тех, кто мешались под ногами, убивали.

Все замерли. Казалось, тишину выкапывают огромной могильной лопатой. Она становилась всё глубже и тяжелее. Поэтому, когда в ней зазвучал хохот, все без исключения вздрогнули. Смеялась Лисбет, мать погибшей Сары Мартинсен.

– Теперь все вы – я! Я! – завизжала она как ненормальная, вскакивая на ноги. – Только я не ела собственное дитя, а вы – жрали! Жрали и причмокивали!

Продолжая заливаться безумным смехом, Лисбет выбежала прочь. Одинокая фигурка, гордо несущая над головой стяг сумасшествия. С тех пор ни один из выживших ее не видел.

Со скамьи левого ряда поднялась молодая женщина с опухшим от слёз лицом. Ингри ее не знала, но помнила, что та изредка заходила в «Аркадию» за свежими овощами.

– Хотите сказать, я сама прикончила своих же деток? Я кормила их, любила, шлепала. – Женщина разрыдалась. Ее состояние приближалось к критической отметке, за которой она превратилась бы в копию Лисбет. – Где же тогда их тела? Куда подевались тела наших детей?! – Какой-то мужчина усадил ее, и она, кивая, приняла заботу постороннего.

– Их забрала она! – Этот голос был звонче остальных. Выкрикнул сын четы Хегай. Было видно, что он побаивается говорить что-либо при таком количестве людей и всё же сумел побороть страх. – Она во всём виновата! Ее зовут Сифграй! Это… это огромная волчица! И она выходит по ночам!

Его поддержал младший из братьев Нурдли. Франк заорал, хотя его и так было прекрасно слышно:

– Шакальник с ней заодно! Мы с Андешем видели, как он ночью преспокойненько вышагивал рядом со страшилищем и выламывал для нее двери! Шакальник выпускал волков!

А вот это уже походило на разорвавшуюся бомбу с яростью. Нашлись и другие очевидцы столь странного союза. Зал муниципалитета сотрясали злые крики. Люди жаждали расплаты – кровавой и осязаемой.

От Ингри не укрылось, что многие с облегчением вздохнули. Ни один рассудок не мог принять происходящее без вот таких лазеек типа – чудеса случаются, а дерьмовые чудеса случаются еще чаще. Просто Санта спит, Иисус в запое, а в поле вышла порезвиться древняя тварь.

Берит опять заговорила, и вопли стихли.

– Ни для кого не секрет, что Лиллехейм изолирован. Бездействие смерти подобно. Поэтому у меня есть несколько вариантов того, как мы поступим. Первый – мы можем выследить и убить зверя. Днём. В наше время. Второй – мы снарядим и отправим детей через Подкову Хьёрикен по тропе Малый Шаг. Да, она закрыта и признана опасной, но это единственный шанс убрать детей из города. Они пойдут одни, без взрослых, потому что никто из нас не застрахован от влияния этого существа. И третий – оборона. Взрослые будут каждую ночь изолированы друг от друга и от детей. И так до тех пор, пока не явится помощь. Но я бы на это не рассчитывала.

Но еще до того, как поднялся гомон, завопил старший из братьев Нурдли.

– Вы не сможете! Не сможете убить камень! Ветер волков закружит вас! Закружит! За-а… за… закружит!

Историю Андеша Нурдли знал почти каждый в Лиллехейме: свихнувшийся отец сотворил из сына идиота, причем самым зверским способом. Франк обнял брата, со смущением массируя тому уродливые шрамы на голове. Андеш всхлипнул, повторив несколько раз «закружит», и тихо заплакал.