Мне лунный блеск глаза щипал,
В лицо мне хохотали бесы,
И падал я, срывался в бездну,
Себя до смерти расшибал.
Час пробужденья так уныл,
Хотя рассвет был с солнцем дружен.
И никому я не был нужен,
И никого я не любил.
…Она идёт прямо к нему. В страхе очертил он около себя круг. С усилием начал читать молитвы и заклинания…
И крученым стал я, и верченым,
В заботах весь – боже ты мой!
Не выйти б из круга очерченного,
Что встарь был обведен Хомой.
А жизнь, словно злобная панночка,
Пытается круг разомкнуть,
За горло, за самое яблочко,
Схватить, чтоб не дать продохнуть.
В родительском доме ремонт:
Обои со стен отдирают,
Шкаф толстый, как бегемот,
С усилием с места сдвигают.
На пол штукатурка летит,
Весь день не смолкает работа.
А фото на полке стоит,
До боли мне близкое фото.
И мать, и отец неспроста
Со снимка обводят всё взглядом:
Теперь их жильё – два креста,
Два холмика и ограда.
В тумане вязло фонарей сиянье,
И шорох струй на стёклах затихал,
И чувствовалось жизни увяданье,
И я припомнил, что мне друг сказал.
В заздравных тостах наш мутился разум.
– Ты крест, – сказал мне друг.
– Ну и сравнил!
– Да, да, ты крест! – и пальцем вдруг потряс он,
И голову на грудь он уронил.
Он не спешил с ответом, будто жилы
С меня тянул, кромсая душу мне.
– Да, да, ты крест, который до могилы
Приходится нести твоей жене.
Май. День Победы. Девятое.
Памятью дни кровоточили.
Поезд спешит мой и радует:
К дочери еду я, к дочери.
Эх, разгулялась весна в степи!
Склоны лесистые зелены.
Дикие маки вдоль насыпи
Каплями крови рассеяны.
Чувств обострённых брожение,
Мыслей клубок не распутаю.
Только одно утешение —
Скоро у дочери буду я.
Судьбу мне не выбелить начисто.
Глотаю печалей наркотики.
Где ветер с ромашками нянчится,
Расплачутся котики-ротики.
– Не плачьте, – скажу, будьте веселы
И радуйтесь ясному солнышку.
Ещё злые силы не срезали
Мою удалую головушку.
Если загулял беспутный ветер —
Шелеста нашествие резонно.
Я стоял, где яблони в расцвете,
Лунною сонатой потрясённый.
Рядом тополь – и высок, и статен —
К яблоням склонился головой
И сказал, что в лунной есть сонате
Ощущенье силы огневой.
В саду моём нарядном
Затеяли скворцы свист,
А с яблонями рядом
Разнежились нарциссы.
И ветер дул чуть слышно,
Играл с листвою в прятки,
И на свиданье вишня
Сбежала б без оглядки.
А мне б умчаться в юность,
Где сны о счастье снятся,
И окунуться в лунность,
И с милой целоваться.
Мне б из весны все соки выжать,
Цветенье в строки увязать,
Такой узор словесный вышить,
Чтоб мог о многом он сказать.
Соцветия в одном слиянье,
Волна душистая чиста.
От яблонь розовых сиянье
Исходит, словно от Христа.
Я к ним иду очистить душу —
Не от того ль в саду светлей?
И тишь спускается с верхушек
Пирамидальных тополей.
Дождик весенний пролился,
Мокро и ясно в саду.
Голубь набрал высоту
И в синеве растворился.
Тополь высок и лучист,
Ветка качнулась упруго.
Я оглянулся на свист —
Думал увижу друга.
Взглядом повсюду блуждал —
Нет никого. Только в листьях
Скворушка нам подражал
Ловко весёлым свистом.
Звоны волн мне в душу набегали,
Серебрились звоны, звали в даль.
Лепесток зарозовел в бокале,
И вино мне слаще. Цвёл миндаль.
Залетел залётный. Звоны длились.
Столик возле пирса. Миг земной…
С гор ползли туманы и клубились,
И сливались с морем и со мной.
Ветром схвачены шторы и смяты,
Ливнем в окна хлестнула листва.
Мне с тобою – ведь знаешь сама ты —
Верх блаженства и верх торжества.
В блеске молнии – профиль распятья,
Скорбный облик меж туч грозовых.
В эту ночь я, наверное, спятил,
Поцелуев напившись твоих.
Ах, луна! Не колдовство ли?
От неё ль любви исток?
Поле, стриженое поле
Так и манит в душный стог.
И волной – волос сиянье.
Так и льётся отсвет лунный.
Мы с тобой не в одеянье.
Первозданны. Юны-юны.
Поцелуи ли, сверчки ли
Душу всю перевернули?
Мы с тобой в луну нырнули
И поплыли, и поплыли…
Лунный отсвет будоражит
Кровь. Слились и ночь, и поле.
Кто-то скажет: «Бог накажет».
– Ну и пусть. Нам до него ли?!
Ночь в окне в сиянье лунном тонет.
Мы одни. Мы слышим листопад.
Я возьму лицо твоё в ладони,
Буду целовать сто раз подряд.
Твои плечи, руки буду гладить —
Перед божеством не устою!
Знаю, что с рассудком мне не сладить,
Ощущая красоту твою.
Вот и старость, вот и о Христе мы
Чаще стали думать, друг мой милый.
Отцветают наши хризантемы
И с высот свергаются кумиры.
И как будто стужей засквозило,
Заморозком чувства прихватило,
Но откуда-то берутся силы,
Чтоб душа взлетала и парила.