Сердце Абриса

   На несколько долгих секунд мы скрестились взглядами. Сердце бухало о ребра. На лице Кайдена ходили желваки. Наконец, он разорвал зрительный контакт. Перешагнул через порог и растворился в чернильной темноте. От яростного потока воздуха дверь раскрылась так широко, что ударилась ручкой о стену. Рой затворил ее, навесил на засов и тяжело вздохнул, уперев руки в бока.

   — Какой абсурд, — пробормотала я, едва шевеля языком. — Он меня совершенно не помнит!

   — Давай, начнем с того, что избавим тебя от ран, — невпопад вымолвил знахарь.

   На полу тянулась дорожка из мелких клякс, а я сама была перепачкана кровью; платье оставалось только выбросить. Да и ладони болели так, что хотелось завыть в голос. Не о такой встрече в Абрисе я грезила, когда долгими ночами пыталась пробудить артефакт.

   Знахарское стило было длинным и острым, как иголка. Каждый раз, когда Рой дотрагивался до ладони, казалось, будто кожу протыкали. Сверкала вспышка, тянулся красноватый лучик, похожий на блестящую нить, и новый стежок стягивал края раны. Перед врачеванием приятель предложил сделать пару глотков виски, но я страдала непереносимостью. Вырубилась бы в два счета и не задала связного вопроса, а их накопилось немало.

   — Это произошло во время взрыва? — тихо спросила я. Острие стило замерло над ладонью, потом последовал новый болезненный укол. — Рой, не молчи! Во время взрыва?

   Но знахарь крепко сжал губы, словно давая понять, что вопрос уже содержит ответ.

   — Как много он забыл?

   — Сначала он забыл последние полгода, но через пару седмиц большая часть воспоминаний вернулась, — скупо объяснил Рой.

   — Тогда, что происходит? — Я ничего не понимала.

   — Воспоминания о событиях вернулись, не все, конечно… Однако в тех, что восстановились, тебя не было. Ты как будто вырвана из его памяти. Незнакомка. Считай, что сегодня он увидел тебя впервые.

   Жестокая правда заставляла цепенеть. Казалось, тронь меня и рассыплюсь на куски.

   — В его воспоминаниях нет только меня? Вместо меня одни дыры?

   Рой с сожалением вздохнул:

   — Человеческое сознание — странное, оно легко заполняет просветы. У него в голове не воспоминания, а сплошная каша.

   — И ты не говорил обо мне? Не пытался прояснить?

   — Прости, Валерия. Твои бабочки перестали летать и…

   — Ты решил, что я погибла?

   — Да.

   Он прятал глаза. В Абрисе никто не знал о романе наследника Вудсов с теветской девушкой, только Рой. Он мог бы что-то исправить, но не стал. Почему? Ответ был очевиден.

   — Я подумал, может, к лучшему, что он все забыл? Сомневаюсь, что Кайден пережил бы твою смерть, — подтвердил знахарь догадку.

   — Верно, — с горечью прошептала я, удивляясь, как, вообще, после шокирующих открытий оставалась в сознании. — Мне даже в голову не приходило, что из-за взрыва он мог потерять память. Проклятье, это… так бессмысленно! Он должен меня вспомнить! Люди, теряющие память, когда-то ее восстанавливают. Так ведь?

   У знахаря сделалось странное лицо.

   — Я не знаю, Валерия. Прости.

   Врачевание мы заканчивали в гробовом молчании, а когда Рой отложил стило, то на месте глубоких кровоточащих порезов на ладонях остались тонкие розоватые линии.

   — Осторожнее, а то разойдутся, — заметил знахарь, когда я попыталась пошевелить пальцами. Раны исчезли, но боль осталась, пусть не столь резкая.

   — Я бы умылась… — пробормотала я и оглядела платье с заскорузлыми бурыми пятнами. — А еще лучше помылась.

   — Спальня и банная в твоем распоряжении.

   Не поднимаясь со стула, я расстегнула застежки у босоножек и встала горящими ступнями на прохладный пол. Один золотистый туфель неловко завалился набок, словно ощерившись высоким острым каблуком.

   — Сегодня мой отец женился, — вдруг вырвалось у меня, — а я даже в храме не появилась. Папа меня возненавидит!

   — Как ты переместилась? — вдруг спросил Рой.

   — Создала артефакт, ворота в Абрис, — у меня вырвался горький смешок. — Проклятье! Научный руководитель мною бы гордился. Жаль рассказать никому нельзя.

   — Ясно... Тебе надо выпить кофе.

   — Не стоит, — сморщилась я от одного воспоминания о горьковатом вкусе напитка. Кофе на время восстанавливал запас магического света, прогонял измождение и болезненную ломоту. Зато потом они наваливались резко, в троекратном размере. Мне и прежде не требовалось много времени на восстановление, а теперь я практически не испытывала магического голодания, только обычную физическую усталость.

   Придерживая подол платья, я взяла подсвечник и, озаряя путь, в тишине поднялась на второй этаж. За зиму полы в доме знахаря стали скрипеть сильнее. В спальне, где я обычно останавливалась, было открыто окно — хозяин дома действительно, будто ожидал моего появления. Сквозняк потушил свечу, рванул занавеску, и в холодный, пахнущий дождливой свежестью воздух взметнулись белые бабочки. В темноте на трепыхавшихся матерчатых крыльях светилась сложная руническая вязь.

   Подсвечник выпал из рук, глухо стукнулся о доски. Оплавленный огарок вылетел из гнезда. Привалившись спиной к закрытой двери, я без сил съехала на пол. Поджала колени к груди и спрятала лицо в ладонях. От рук пахло кровью.