Сердце Аделаиды

Аделаида перестала видеть в Мартене огра-гедониста, прожорливого и ненасытного, она видит маленького мальчика, жадного, эгоистичного и капризного. Аделаида ненавидит детей, ничто не обращает ее в бегство быстрее, чем встреча с чужим внутренним ребенком. Тот, что живет в Мартене, не в ладах с головой и плохо воспитан. Он говорит: «Мой психотерапевт считает, что во всем виновата моя мать». Он часто добавляет: «Моя мать страдает инцестуальными наклонностями». Аделаида не имеет ничего против такой трактовки. Но не совсем понимает, почему Мартен, жалуясь на то, что все детство родители ходили перед ним нагишом, сам упорно расхаживает с голой задницей, стоит ему переступить порог дома. Она списывала на жару любимый домашний прикид Мартена – футболку и тапки, так ему комфортно. Каждая новая встреча сталкивает Аделаиду с реальностью. Это не Мартен изменился, это она его идеализировала. Все так же груб. Не неловок, а бестактен. Просто раньше он сдерживался. Сейчас же уверен в себе. Аделаида завоевана, официально покорена, верная подружка, которая больше никуда не денется. Мартен все чаще оказывается неприятным и говорит обидные вещи: «Ты как-то заметно потолстела». Он добавляет, что в паре важна искренность. Аделаида тут же думает: Эта история не переживет выходных. Сейчас суббота, 21:00, большая гостиная Мартена. За окном убывающая луна.

Бывают волшебные вечера, совершенно чудесные, когда каждый час восхитителен, каждая минута столь ярка, что кажется нереальной. А бывают проклятые вечера, совершенно ужасные, когда каждый следующий час еще хуже предыдущего. Сейчас девять вечера, Аделаида невозмутимо объедается сырами, среди которых превосходный бри с трюфелями, и слушает The Cure, пока Мартен повторяет, что с отпуска она набрала не меньше двух килограммов. Тут решает сдохнуть стереосистема. Мартен начинает ныть, разбирает усилитель, дует в него, теряет винт. Аделаиде скучно, на часах 22:30. Мартен больше ничего не говорит, Мартен с ней не разговаривает. Он уходит в спальню, она ничего не понимает. На часах 22:42, она приходит к нему, он читает книгу. Тишина когтями впивается в Аделаиду и, пока она раздевается, оставляет царапины до самых колен. Она проскальзывает в кровать, Мартен не шевелится, поглощенный книгой, получившей Пулитцеровскую премию. На часах 23:30, она пытается заснуть. Но еще слишком рано, и она ничего не понимает. Мартен выключает свет. Поворачивается к ней. Затем спокойным тоном буднично констатирует: «Я люблю тебя, но не хочу».

Аделаида чувствует, как все ее кости вдруг трещат изнутри. Я люблю тебя, но не хочу. Слова Мартена эхом звенят в спальне, стены смыкаются, комната сжимается настолько, что Аделаида начинает задыхаться. Несмотря на это, она остается очень спокойной. Но что она ответила и что случилось потом – она не сможет вспомнить. Опомнившись где-то после полуночи, она хватает свою одежду и идет в гостиную, Мартен спит. В гостиной, сидя на диване, она проведет всю ночь. В голове у нее вихрем пронесутся потоки противоречивых мыслей и гнева. Слово «траур» и образ лотка с тухлым мясом. Утром она скажет, что все кончено. Что, если он ее не хочет, она не может остаться. Что у нее в голове не укладывается, как такую фразу вообще можно произнести, я люблю тебя, но не хочу, это чудовищно жестоко. Он скажет: «Я понимаю, мне жаль». Извинится за свою искренность, но она его не возбуждает, никогда не возбуждала, доказательство тому – у него почти никогда не встает.

В такси Аделаиду будет одолевать множество вопросов. Зачем Мартен вообще к ней подошел, какими были его предыдущие сексуальные отношения, нужно ли проводить расследование, как пережить подобное оскорбление. Эго Аделаиды рассыпается от унижения. На тысячу осколков, они валяются повсюду. Мартен не хочет ее, она не желанна. Кровь Аделаиды превратилась в свинец, ее сердце и разум поражены сатурнизмом.

Жюдит, Беранжер, Клотильда и Гермелина, конечно же, в ужасе. В основном они оперируют словом «хамло», но также звучат «извращенец», «негодяй», «свинья» и «подонок». Жюдит поражена: «На себя бы сначала посмотрел». Беранжер говорит, что собственный опыт научил ее в первую очередь опасаться страшных, они часто оказываются самыми жестокими. Аделаида признается: увидев, какой он неказистый, она была убеждена, что он доброе чудовище, которое будет благодарно ласкающей его руке и будет восхищаться женским телом, влезающим в 46-й размер, тем более с крепкой грудью. Клотильда повторяет, что всему виной ее просьба к богиням. Гермелина во всем винит патриархат. Аделаида обещает подругам больше никогда с ним не общаться.